Posted 12 октября 2004,, 20:00
Published 12 октября 2004,, 20:00
Modified 8 марта, 09:43
Updated 8 марта, 09:43
Осетия снимает черные одежды
Вчера с раннего утра к Беслану были стянуты армейские подразделения. На дорогах стояли усиленные милицейские наряды. А в самом городе было непривычно многолюдно. Со всей Северной Осетии люди снова съехались в Беслан к своим родственникам, чтобы вспомнить о погибших. К обеду у школы №1 собрались десятки людей, и телекамеры в очередной раз начали транслировать в прямой эфир стоны и плач матерей. В соседних дворах горели костры, в огромных котлах варилось поминальное мясо.
Я стоял у дома Эльбруса Варзиева, у которого в школе погиб сын. К нему и к его родственникам один за другим подходили мужчины, склоняли головы, что-то говорили по-осетински и отходили в сторону. Женщины проходили в дом.
«Они приносят соболезнования, – объяснял мне брат матери погибшего мальчика Анатолий Гугкаев, перечисляя фамилии родственников, – Гугкаевы, Варзиевы, Борадзовы...»
А мать Зина Варзиева рыдала в комнате сына и снова пересказывала историю его гибели. Как они бежали вместе с братом Эдиком из школы. Но брат пришел живой, а Эрик не добежал.
Другой дядя погибшего, Тельман Варзиев, говорил мне: «Она почти никуда не выходит, только плачет. Мы каждые пятнадцать минут ей звоним, боимся, как бы она с собой что-нибудь не сделала».
Накануне я слышал те же слова, но совсем о другой женщине, только вчера похоронившей свою 14-летнюю дочь Сабину Мамаеву.
«Она сошла с ума, во всем обвиняет мужа Константина. Ведь это он выносил какую-то девочку, – рассказывала женщина, – и думал, что вынес свою дочь. Посадил в белую машину, а потом она пропала. Но оказалось, что в горячке Костя перепутал. А они так надеялись. Представь, у трех сестер не было детей. Только у Сабины была дочь. Да и то она смогла родить только через шесть лет после замужества. Нет, она долго не протянет, сойдет с ума».
И таких женщин, до сих пор не получивших никакой психологической помощи, в Беслане десятки. А есть еще сотни других, которых тоже мучают кошмары. Но пока стрессовая ситуация в Беслане исчисляется десятком инфарктов и тремя попытками суицида. А что будет через месяц, через год? Ведь массового медицинского обследования так до сих пор и не проводилось. Это по телевизору показывают вагоны гуманитарной помощи, и, как в советские годы рапортовали о собранном урожае, теперь рапортуют о собранных миллионах рублей для бесланцев. Но мне здесь, в Беслане, хочется закричать: «А где это все?».
За исключением иностранных денег и тех, которые благотворители раздали прямо на руки, больше ничего пострадавшим не перепало.
«– После сорока дней мы начнем выдавать гуманитарную помощь, – объясняли мне в районной администрации.
– А что это будет?
– Ну, у нас есть четыре десятка велосипедов, мы их разыграем в лотерею, а еще устроим жеребьевку на цветные телевизоры!
– А деньги?»
Лица окисляются, начинаются речи о том, что нужно еще раз уточнить списки и открыть лицевые счета. И это после 40 дней!
Беслан сегодня – это и восторженные телерепортажи о человеческом бескорыстии, которое так до сих пор и не дошло до людей, и кошмар, в котором продолжает жить население.
А я стою и слушаю рассказ Тельмана Варзиева о том, как его в 1993 году похитили прямо с российского блокпоста. Чтобы выкупить его из плена, семье пришлось распродать все имущество. Спустя десять лет он с трудом встал на ноги.
«Но я все готов был отдать за этих детей, – говорит он. – И все готовы были все отдать. Сколько бы сказали, мы столько бы собрали денег, и сами бы вместо них пошли в заложники! Но видишь, как получилось».
В это время старейшины говорят, что пора садиться за столы. Гости (мужчины) рассаживаются. Дядья, державшие траур, едут брить головы и мыться, а женщины берут пакеты и отправляются на кладбище.
Старейшины говорят тосты. А соседи подносят кушанья. Русский мужик Дмитрий, всю жизнь проживший в Осетии, объясняет, что по обычаю обслуживать гостей – обязанность соседей.
«Сосед всегда должен помочь соседу, – говорит он, – а ведь Россия нам даже не сосед!»
Я что-то говорю о погибших альфовцах, но он машет рукой: «Да не о том. Ты объясни, кто руководил операцией. Где был Патрушев с Нургалиевым? Где командиры второго звена?! Разве в таких ситуациях должны руководить спецоперацией местные начальники?».
Я понимаю, что отчасти он прав. И когда прозвучал последний тост с пожеланиями, чтобы в доме хозяев больше не было горя, я пожелал всей Осетии того же.
Лидия Цалиева: «Пусть меня разорвут, но я вернусь в Беслан»
Вместо врачей-психологов в североосетинском городке орудуют сектанты