5 ноября 1918 года: как рухнула империя в центре Европы

"Капитуляция Турции стала свершившимся фактом, - пишет газета "Киевская мысль" (№205 от 5 ноября 1918 года). - Т.е. исключительно тяжелые условия, на которых империя оттоманов должна была подписать договор о перемирии, всецело вытекли из обстоятельств ее слишком затянувшегося сопротивления.

Безнадежность военного положения Турции, уже и без того подвергшейся тяжелым ударам в Палестине и Сирии, стала очевидной с момента падения македонского фронта. Выход Болгарии из ряда воюющих держав не только прерывал великую восточную магистраль, лишая Турцию всех преимуществ непосредственной политической и стратегической связи, ослабляя ее морально и материально; он открывал в то же время простор комбинированным сухопутно-морским операциям союзников на фракийском побережье и создавал реальную угрозу самому сердцу государства — Константинополю.

Неприступные укрепления Дарданелл, пред которыми в 1915 году должны были отступить десантные корпуса и могущественный флот, теряли значительную долю своей стратегической ценности: они были обойдены. Выход Болгарии без особых затрат отдавал в руки союзников то стратегическое решение дарданелльской проблемы, к которому они подошли путем тяжелого предварительного опыта: константинопольские проливы при современных условиях военной техники, могут быть открыты только соединенными действиями армии и флота. И тем не менее прошел ровно месяц, прежде чем минареты Стамбула увидели в водах Босфора развевающиеся вымпелы союзных эскадр, и Портой был подписан договор о приостановке военных действий.

Мы не знаем в деталях всех перипетий военной агонии Турции. Но можно было знать заранее: если той медлительностью, которой под давлением тех или иных обстоятельств вынужден был проявлять в вопросе о капитуляции новый турецкий кабинет, имелось в виду продлить сопротивление проливов до наступления общего перемирия, то этот расчет был построен на заведомо зыбком основании. Вопрос об открытии проливов занимал, — как этого и не скрывала союзная печать — слишком существенное место в ряду военных и политических гарантий, требуемых державами согласия, чтобы они могли от него отступиться. Все говорило за то, что скорые переговоры об условиях перемирия будут затянуты на неопределенное время, чем союзный флот откажется от своего предназначения в Черном море. И печальная судьба дипломатических обращений турецкого правительства к державам согласия об ускорении общего перемирия всецело подтвердила это предположение.

Уже при первых попытках оттоманского правительства вступить в контакт с державами согласия, ему было заявлено, что условия турецкой капитуляции не могут быть более мягкими, чем те, на которые согласилась Болгария. Дальнейшее сопротивление лишь повело к их отягчению. Союзные войска не только вошли в Константинополь, а броненосцы бросили якорь на его рейде; турецкие армии понесли новое и уничтожающее поражение под Алеппо и в Месопотамии, отдав в руки противника главнейшие жизненные центры империи и связующий их знаменитый багдадский путь. И условия подписанной капитуляции в длинном перечне своих статей отразили в себе роковые итоги этого сопротивления, дав картину полного военного разгрома Турции.

Появление союзного флота в Черном море должно дать ту первую политическую гарантию, вне которой исключается политическое разрешение "восточной проблемы", мыслимой прежде всего как проблема восстановления единой и независимой демократической России, идущей на смену нынешнему раздробленному и открывающего простор всевозможным влияниям, "балканизированному" состоянию восточной Европы.

Мировой кризис и мировая демократия

Когда начиналась война, лишь немногие чудаки допускали мысль, что она продлится несколько лет: так глубоко противоречила война современному правосознанию и культуре.

За четыре с лишним года много раз представлялась возможность прекратить борьбу, но она продолжалась изо дня в день, с какой-то стихийной настойчивостью, вовлекая все новые силы и осложняя все поставленные на очередь конфликты. В эти тяжелые годы всеобщего безумия, ненависти и истребления человечество жило, казалось, лишь по какой-то инерции. Все было принесено в жертву войне: культура, право, разум и самая жизнь человеческая. Все застыло в исключительном, чрезвычайном напряжении, — и было достаточно одного толчка, чтобы с трудом созданное здание всемирной казармы с треском рухнуло и развалилось.

Мир охвачен небывалым кризисом. На карту поставлен существующий строй и подвергнуты переоценке все установившиеся политические отношения. Рушатся коалиции, государства, троны, авторитеты, широко расползается дух мятежа и анархии, — и в неясных очертаниях выступают силы будущего.

Коалиции центральных держав, казалось, столь прочной, уже нет. Турция и Болгария подписали сепаратное соглашение, Австро-Венгрия добивается его, как милости. Самой Австро-Венгрии уже более не существует. Ее тело разодрано на несколько национальных государств с безграничными претензиями и захватными стремлениями. Принцип самоопределения выродился в безумный национальный большевизм, способный лишь создать величайшие затруднения для дела мира и союза народов. Раз возникнув, дух разложения может при известных условиях перекинуться в страны согласия, ибо и там накопилось немало материала для того же прямолинейного самоопределения: Ирландия, Индия, Фламандия, колонии и т.д. Единство самой коалиции держав согласия не обеспечено.

Национальному большевизму и государственному распаду сопутствует другая, быть может, еще более грандиозная проблема. Война довела до величайшего обострения социальные противоречия, присущие современному обществу. Эти противоречия невозможно ликвидировать теми демократическими уступками, которые уже сделаны. С проблемами демократизации неизбежно связаны проблемы самой радикальной социальной политики, исходящей из требований широких масс рабочего населения, истощенных всякого рода кризисами.

А настроение демобилизуемых народных масс, долго сдерживаемых военной дисциплиной, уже прорывается местами в уродливых и отвратительных эксцессах (тем более ужасных, чем ниже культура). Самые крайние группы социалистов и анархистов ставят проблему немедленного перехода к социалистическому строю в полном объеме путем диктатуры.

Получается впечатление, точно стихия и в передовых странах Европы готова смести всякую организацию. Но политическая жизнь Западной Европы недаром выковывала десятки лет свои политические формы. Она воспитала демократию, которая уже не раз проявляла чудеса организации.

Программа американской демократии, воспринятая Вильсоном, образует надежную базу для мирных переговоров. Она знаменует полный переворот в международных отношениях и международной политике, если будет проводиться искренне, и открывает широкую дорогу для установления начал вечного мира. Хотя она и оставляет в неприкосновенности экономические основы современного империализма и тем не исключает возможность новых конфликтов, но вводит эти конфликты в русло мирного соглашения и третейского разбирательства. Она вместе с тем дает разрешение и некоторых конкретных проблем европейской политики, вроде польского вопроса. Поэтому весь воюющий мир заинтересован в скорейшем проведении в жизнь программы Вильсона. Чем скорее соберутся представители всех воюющих на мирный конгресс, тем скорее может быть внесено начало организации в бушующую стихию международной борьбы.

Было бы ошибочно рассматривать германскую коалицию, как величину, доведенную до ничтожного значения, и высокомерно диктовать ей свою волю. Германия еще сохраняет огромный запас сил, а державы согласия, в свою очередь, пришли на границу истощения.

Чем скорее соберется конференция, тем планомернее и спокойнее разовьется дело демократизации внутренней жизни воюющих государств.

Требование мира поддерживается с величайшим энтузиазмом не только рабочим классом и демократией побежденной стороны, но и в Англии, Франции, Италии. Передовая европейская демократия, задолго до Вильсона провозгласившая идею союза народов, требует немедленного ее осуществления".