Posted 30 ноября 2019,, 08:34

Published 30 ноября 2019,, 08:34

Modified 7 марта, 15:14

Updated 7 марта, 15:14

Константин Скворцов: "Нас учили, что Россия — суша, оказалось — грозный океан"

Константин Скворцов: "Нас учили, что Россия — суша, оказалось — грозный океан"

30 ноября 2019, 08:34
Собеседник Анны Ахматовой, друг Евгения Евтушенко, Василия Белова, Владимира Солоухина, сосед по даче Фазиля Искандера, автор первого за тысячелетнюю историю русской словесности пятитомника пьес в стихах и лирических стихотворений - Константин Скворцов, его творчество и судьба - неотъемлемая часть духовной жизни России

Сергей Алиханов

Константин Скворцов родился в Туле в 1939 году. Окончил Челябинский институт механизации и электрификации сельского хозяйства (Южно-Уральский государственный аграрный университет). Высшие литературные курсы при Литературном институте имени М. Горького.

Автор 20-ти поэтических пьес, среди которых: «Пока есть музыка и память», «Бестужев-Марлинский», «Георгий Победоносец», «Иоанн Златоуст», «Царские игры», «Ванька Каин». Спектакли по пьесам сыграны и продолжают идти во многих театрах России. По драматической поэзии Скворцова читаются курсы в университетах мира. Произведения переведены на английский, немецкий, сербский, арабский языки.

Творчество Скворцова отмечено премиями: имени А. И. Фатьянова, «За заслуги перед польской культурой» , «Человек года» (Кембриджский университет), имени М. Ю. Лермонтова, «Общественное признание», имени Э. Ф. Володина, «Светлое прошлое», имени М. Н. Алексеева, имени А. Т. Твардовского, имени С. Т. Аксакова, «Большой литературной премией России», «Александр Невский», «Золотой витязь», «Золотой Дельвиг».

С 1976 года по настоящее время — секретарь Правления Союза писателей России.

На этой неделе, во вторник, в редакции журнала «Москва» прошел творческий вечер поэта Константина Скворцова. И в этот день, как и в любой другой, из года в год! - пьесы в стихах Константина Скворцова идут во многих театрах по всей России.

Встреча в журнале «Москва» пролетела на одном дыхании - Константин Васильевич, глядя в лица собравшихся, ни разу не обратился к своему смартфону, все стихи читал наизусть - слайд шоу Творческого вечера:

Для драматической просодии Скворцова характерно предельное совершенство текста, ясность изображения и реальных, и вымышленных, и додуманных поэтом событий. Исторический масштаб, охват изображаемых сцен волшебно оживляемых рифмованной, ритмически организованной речью, при целенаправленном применении всего звукового состава языка, всегда и во всех произведениях позволяет Скворцову воплотить глубочайшие авторские замыслы. При всей сложности сюжетов, и у читателей, и у зрителей - всегда возникает перед глазами захватывающее художественное полотно и, как любит говорить Скворцов, «не отпускает».

Лирика поэта воссоздает русскую историю в текущем ее бытовании - зачастую печальном, тревожащем, но всегда берущем за душу. «Чувственно-предметные образы» узнаваемы, и бесконечно трогательны:

В глубинке русской посреди разрухи

У нищих окон, как у царских врат,

Сидели на завалинке старухи

И тихо пели, глядя на закат.

Ни радио хрипящего, ни света,

Ни вечных кур, ныряющих в пыли…

Остались только песни им…

И это

Взамен молочных речек и земли.

В чужие дали уходило солнце.

В чужие клети сыпалось зерно…

На мой вопрос: и как же вам живётся? —

Они глаза подняли озорно.

Святая Русь, не знавшая покоя,

Омытая слезами, как дождём,

Где б я ещё услышать мог такое? —

Чего не доедим, то допоём!..

Пронзительные эти стихи были прочитаны на Творческом вечере, видео-фильм «Поэзия эпохи» - https://youtu.be/BF6yyWgGv2k

Константин Скворцов в высшей степени современный, как сейчас говорят, продвинутый человек, и его писательский сайт, несомненно, один из самых насыщенных, объемных и профессиональных в русском литературном сегменте - http://skvortsovk.ru

Существует целая библиотеке исследований, статей и высказываний отечественных литераторов о творчестве Константина Скворцова.

Новелла Матвеева, поэт и бард сказала: «...У всякого поэта своя любимая тема, своя звезда, свое неповторимое «Я», и у Константина Скворцова — это Россия из себя и сам — из России, весь из нее — страны не монументально-картинной, а страны трагически незнаемой, где все вглубь и вширь надо решительно открывать заново...».

Наш автор Сергей Арутюнов написал в журнале «Дети РА»: «...каждый поэт — трубка единого органа, нота и возносимая, и возлюбленная.

Константина Скворцова удобнее всего отнести к отряду двадцатого века, но можно ли начетнически отделять слово от слова верстовыми столбами календаря?.. Именно последним словом — блоковским, беспощадным — пробивает навылет. Мог бы отшутиться, прикрыться высокопарностью… Скворцов, равно как любой искренний почвенник, — голос незатихающей тревоги, исподнего ужаса, проступающего в самых обыденных предметах...

Метка послевоенного поколения неисцелима: оно было обречено видеть и «промышленный рост», и «восстановление из руин войны», и обветшание страны, и гибель вековых укладов бытия. Если и чудится обетование, то беспризорное, а если мыслится призор, то один: вечно ждущее, исцеляющее небо...

Стихотворение о ювелирно украшенном топоре в музее Златоуста шепчет — да, по заслугам выставление, но не только же избы рубили, но и головы… чему ж кланяемся?.. История, география… что они, когда общим водоворотом загублено в очередной раз время, ассоциируемое Скворцовым с черно-зловещей мельницей, скрипящей вовремя подбрасываемыми в нее костями?

А наше величие — где оно? Далеко, в «безлюдье шумных городов», и коптит, и точно так же питается биографиями, как дровами...

Никто из русских поэтов от самого Ломоносова не мог избегнуть космогонического веротворения, и Константин Скворцов закономерно не избег этой участи. Каков бы ни был результат, видеть в поэте следует именно эту попытку...».

Фазиль Искандер, друживший с поэтом ни одно десятилетие, заключил: «Люди, писавшие об истории России, чаще всего были или западниками или, так сказать, патриотами, то есть антизападниками. Скворцов, на мой взгляд, ни к одному из этих двух типов осознавания русской истории и русского человека не относится. Он превыше всего ставит поэтическую правду и оказывается убедительнее остальных...».

В Москве, на Поклонной горе, перед Центральным музеем Великой Отечественной войны установлены Щит и Меч Победы, на постаменте которых в золоте выгравированы слова:

«Россияне! Не уроним чести

И плечом к плечу сомкнёмся впредь.

Выстоять дано нам только вместе,

Порознь — только умереть!..»

Эти строки написал Константин Скворцов. Верится, что и лирические стихи поэта останутся в сердцах его читателей:

* * *

Всё неспроста, родная…

Неспроста

Всплывают на бумаге строки эти:

Тебя ещё несёт по морю ветер,

А мне пора в укромные места.

Но я бросаюсь в воду с головой,

Когда другого берега не видно.

Я понимаю, это несолидно,

Но что поделать, если я такой?

Ты где-то там, на дальнем берегу,

Сидишь в своём магическом кругу.

Перед тобою царская посуда.

А я глотаю неба синеву

В последний раз, ведь я не доплыву,

Но я гребу с надеждою на чудо!

* * *

Я тебя не неволю ни в чём,

Я не буду стоять в карауле.

Не заставить трудящихся пчёл

Мёд нести в неназначенный улей.

Я не пасечник, я не жених.

Я иду по земле среди прочих.

У меня нет и прав никаких,

Кроме этих беспомощных строчек.

Говорят, что для мёда не срок.

Отчего же от края до края

Вся душа, как огромный цветок,

Распахнулась тебе, дорогая?

* * *

Здесь наше всё: и лип столетних царство,

И юный ветер, и весна седая…

Ты улетаешь в звёздное пространство,

Моей земной души не покидая.

Не боги мы, но нам тесна планета.

Мы голодны, но нам не нужно хлеба.

И ты, раскинув руки на полсвета,

Взираешь на меня глазами неба!

И ангелы небес кричат: «Мы с вами!»,

Даруя рифмы дерзкие поэтам …

Коль это можно выразить словами,

То лучше, друг мой, умолчим об этом!..

* * *

Течёт в Евфрате жёлтая вода.

Плывут, как дыни, боевые шлемы…

Нам время по колено! Кто мы? Где мы?

Колючий дождик сыплет, как слюда.

И облаков тяжёлая гряда

Спустила в воду мокрые седины.

Зелёные дерутся крокодилы:

Кому-то радость, а кому – беда.

Им на съеденье бросили рабов,

Не всё ж глотать гнилой тростник и ветки…

А на плечах моих зияют метки

От острых крокодиловых зубов.

Мы молоды, и мы впадем в раж,

Не ведая ни страха, ни обиды

Плывём с тобой, здесь где-то остров наш

У подвесных садов Семирамиды.

Добычу чуя, как лавина с гор,

Нас обступили дикие абреки…

И мы, перемахнув через забор,

Вдруг оказались в двадцать первом веке!

* * *

Какая с миром этим связь?..

Лежали лодки у причала,

И медленно река лилась,

И песня русская звучала!

И было тихо на реке,

И с неба падал свет неброско…

Но, как от сабли, по щеке

Прошла горячая полоска.

Я знаю, никакой тиран

Слезы бы из меня не выжал!

Но здесь, от этих сладких ран,

Я, не сражаясь, еле выжил!

И ты, Любовь моя, жива!

Но кто мне разрешит задачу:

Звучат знакомые слова,

Так почему ж я снова плачу?

И замираю всякий раз

У песни той на самой кромке.

И над собой, как Божий глас,

Я слышу голос твой негромкий…

* * *

Возможно, здесь случался поединок.

Вокруг креста единого окрест

Обвился синей лентою барвинок –

Цветок любви для поминальных мест.

Мы в радости. И нам не до поминок.

Любовью нашей я богат, как Крез.

Но вот в газоне вспыхнул вдруг барвинок,

А в твоём перстне отразился крест.

Вершатся в небесах не только браки,

Но кто нам посылает эти знаки?

Кричу, но лишь молчание в ответ.

И, если разобраться в том дотошно,

Мы навсегда простились с нашим прошлым.

А будущее не вошло в сонет.

***

Не верю я в переселенье душ,

Тревожить сердце сказкой не желаю.

Но чью корону носит хитрый уж?

Чья скрыта в лилии душа живая?

Чьим голосом поет в горах ручей,

В ладонях золотым песком играя?

Чей слышен крик в ночи? И образ чей

Страшит людей, с небес на них взирая?

Смеешься ты… Все это не в нови,

Кем станем мы- загадывать не будем.

Давай с тобою поживем как люди,

Здесь и сейчас. В согласьи и в любви.

Все это так, все так… Конечно, да!

И никого обидеть не желая,

Я лилию сорвал со дна пруда,

Возьми ее. Она еще живая…

***

Со мной встречает радужный восход

На поплавке сидящая стрекозка.

Тревожусь я, что в воду упадет

У кромки задремавшая березка.

Средь вечных ив она совсем одна,

И за характер, ветру непокорный,

Здесь, как бобер, зубастая волна

Ей день и ночь подтачивает корни.

Доколе жить вот так вот, навесу,

Иной судьбы не ведая на свете?!

В надежде робкой, что ее спасу,

Она ко мне протягивает ветви.

Я, как кулик, мечусь на берегу…

Да будь я Бог, что мог бы я исправить?

И взять ее с собою не могу

И не могу в беде одну оставить.

А стрекоза сидит на поплавке,

И новый день нас золотит рассветом…

Пока рука твоя в моей руке-

Давай не думать, милая, об этом.

* * *

Прикрытый вещей дланью Иоанна

От всех ветров, как ангелы в раю,

Средь стрел дождя и серых орд тумана

Я вырос в этом благостном краю,

Где каждый май без шума и отсрочки

Среди корней, камней и вечных мхов

Ручьи стекали с Уреньги, как строчки

Ещё не зародившихся стихов.

Я воссоздать пытался эти строки

В их первородной, юной чистоте.

И вот уже закончены все сроки,

А на бумаге всё слова не те!

И знаю я, что мне не стать моложе,

Сколь ни проси святого: «Помоги!»

Лишь ты одна на свете мне поможешь,

Как те ручьи, сбегая с Уреньги!

* * *

Так любить суждено лишь немногим…

На глазах родового села

Рядом с клёном у самой дороги

Золотистая липа цвела.

Суждено им по прихоти ветра

Лишь касаться друг друга листвой…

И шутили сельчане над этой

Незадачливой с виду четой.

Но они на Судьбу не в обиде.

Всё им в радость: и ветер, и зной.

Ведь никто из прохожих не видел,

Как их корни сплелись под землёй!..

***

Синь извечных небес.

Луг зеленый и лес,

Лебедь и голубая река,

Всё здесь радует глаз —

Так задолго до нас

Мир раскрасила чья-то рука.

Как привычны цвета,

Но свершилась мечта:

На вершину Великой горы

По звериной тропе

Я взобрался наверх.

Плыли тучи внизу и орлы.

И у скал, на краю,

Я доселе стою,

Очарованный этой игрой,

Где становится вдруг

Синим лес, красным — луг,

И река — золотою иглой.

Самолёт, как пчела,

Просвистел у чела.

И деревья стоят, как цветы.

Ты прости меня, друг,

Что я вижу вокруг

Всё иным и чуть дальше, чем ты.

***

В глубинке русской посреди разрухи

У нищих окон, как у царских врат,

Сидели на завалинке старухи

И тихо пели, глядя на закат.

Ни радио хрипящего, ни света,

Ни вечных кур, ныряющих в пыли…

Остались только песни им…

И это

Взамен молочных речек и земли.

В чужие дали уходило солнце.

В чужие клети сыпалось зерно…

На мой вопрос: и как же вам живётся? —

Они глаза подняли озорно.

Святая Русь, не знавшая покоя,

Омытая слезами, как дождём,

Где б я ещё услышать мог такое? —

Чего не доедим, то допоём!

То допоём!.. Так как же жил я, если

Мне знать доселе было не дано,

Что голова всему не хлеб, а песни,

Которые забыли мы давно?!

В глубинке русской над деревней робко

Вставало солнце алой пеленой…

Старушки пели песню неторопко

И медленно вращался шар земной.

***

Под Новгородом, Юхновым и Ржевом

В церквах разбитых не звучит набат.

Лишь всхлипывает ветер, как блаженный,

Да вороны бесстыжие кричат.

И ничего не ведая о свете,

Пьет горькую, как Божию росу,

Россия, позабывшая о детях,

Полвека пролежавших здесь в лесу.

Как паутинки пронесутся слухи,

Иль промелькнет в овраге чья-то тень, –

То подбирают косточки старухи –

Святые духи русских деревень.

В лесных селеньях, сонных и забитых,

Не знаю я, в чем держится душа.

Забытые хоронят позабытых.

О, Родина, куда же ты пришла?!

Здесь мародеры, озираясь дико,

Твоих солдат земле не предадут.

С молитвою не явится владыка,

А вот старухи эти приползут.

И светлячок на холмике замшелом

Мир озарит на тыщи верст вокруг…

Под Новгородом, Юхновом и Ржевом

Все меньше, меньше тех святых старух.

***

Не видно крыл в кромешной темени,

Но слышу, Ангел протрубил:

— Сказать «люблю» в прошедшем времени —

Признаться: значит, не любил.

Быть может, в голосе Сошедшего

Есть правда, скрытая в крови:

В Любви нет времени прошедшего.

…А может, нет самой Любви?

***

Вдоль продрогших дорог

голубая осока пожухла.

Где-то дятлы стучат так прилежно,

что клонит ко сну.

Здесь вселенский покой,

отчего же становится жутко?

Острой наледи нож

больно сердце мое полоснул.

Речки в хрупкой ольхе…

Нет ольхи, и ручьи пересохли!

Время молча вершит

над Природою свой самосуд.

Золотые озера молчат

в выцветающей охре.

Сколько не был я здесь?

О, да столько теперь не живут!

Лишь хребты да курумники

в сизом тумане рассвета

Прячут редких лосей

да заблудшую в горы лису.

Как же мне рассказать, что здесь было?..

А надо ли это?

Нет России давно…

Я же — всё о пичужке в лесу.

Нет России давно?!

Так ли это? Не знаю, поверьте.

Если это и так,

то я в этом один виноват.

Над бессмертной душой

говорить так нелепо о смерти…

То не дятлы стучат —

то разносится вещий набат!..

***

— Твоё бессмертие во мне!..—

я вдруг сказал неосторожно

с такою истинною ложью,

что и в раю сгореть в огне!..

Ах, эта лихость

без коня

лететь по жизни опрометью.

И если драться,

так со Смертью,

одной лишь

стоящей меня!

…Но мы и здесь

с тобой вдвоём.

Друзей

не видим и не слышим.

Так ловко лжём,

как будто пишем.

Мы и себя не узнаём!

Быть Женщиной

в моей судьбе —

жестоко это

и не лестно,

но лишь одной тебе известно:

мое бессмертие в тебе!

***

Мне непонятна жертвенность твоя:

Не отличить порока от порыва

К любви вселенской… (Полагать наивно,

Что был такой любви достоин я).

Властительница Вечного Огня,

Ты, не спасая ни души, ни тела,

Весь мир продрогший обогреть хотела,

Но жребий выпал только на меня.

Но, может быть, всё проще, много проще,

Есть женское желание (не больше!) –

Подняться вверх по тонкому лучу

В недосягаемое царство Света?!

Зачем же я, всё понимая это,

На твой огонь, как мотылёк, лечу?

***

Любимая! Ты не считай морщин

Не огорчайся. Я прошу. Ну, что ты?..

Скажу по совести: ведь у мужчин

Свои отметки и свои отсчеты!

Но есть Судьбы тяжелая рука,

Карающая всех, за что, не знаю,

Что женщины стареют к сорока,

Мужчины – только силу набирают!..

Ты ж – музыка!.. Ты вечна и стройна!..

И не морщинка это, а струна!

То разуверясь жили мы, то – веря…

Уходит год тяжелый, как состав…

Возьми бокал, а зеркало оставь.

Останови хотя б на время Время!

***

Где медведь ловит лапой

в реке золотые лучи

И горячий песок

отливает на солнце слюдой,

Где под каждой скалою

кипят ледяные ключи

Я тебя напоил из ладоней живою водой.

Словно чуткие цапли

попарно взмывали хребты.

Неразлучными быть, как они,

мы б с тобою могли …

Может быть потому,

что ни я не решился, ни ты,

Стала наша Любовь

родниковой слезинкой земли.

В том, что было и будет

ни ты не виновна, ни я.

Солнце в руки не взять,

как любовью его не мани.

Но, увидев нас вместе,

вздохнёт облегчённо земля

И водой родниковой наполнит ладони мои…

***

Все ходим мы вокруг да около,

В любви не ведая примет…

И фиолетовое облако

Мне вдруг затмило белый свет.

Я был готов бежать, да где уж там!

Ах, если б это было сном,

Но предо мной стояла девушка,

И я стал нем и невесом.

И с той поры, как будто жду чего

(Не выдавай меня, строка!),

Я так влюблённо, так задумчиво

Всегда гляжу на облака.

Судьба моя то — вскачь, то — волоком…

Но, видно, счастье мне одно:

Не обладать волшебным облаком,

А просто знать, что есть оно.

ЦАРСКАЯ ДОРОГА

В.П. Савиных

Император Николай Первый,

отправляя своего наследника,

будущего императора Александра,

в путешествие по стране, сказал ему:

Я хочу обручить тебя с Россией.

Золотые лучи

напрягались, как тонкие стропы.

Разрываясь, свисали

тяжёлые гроздья рябин.

А по царской дороге,

по самому краю Европы,

Шёл с котомкой малец.

Мать послала его по грибы.

Наклонялись осины,

пурпурные скинув ливреи,

И сорока, как флюгер,

крутилась на сером стогу.

Как когда-то царю,

и мальчонке хотелось скорее

Выйти к синей горе

и припасть у скалы к роднику.

Там смородины куст.

Там горячие камни, как булки.

А медовый шиповник –

ему и названия нет!..

На брусничном поду

огольцу с неказистой Уржумки

Приготовила осень

поистине царский обед.

Дятел бил в барабан,

пень дрожал, как буфетная стойка,

Заливался щегол,

где-то ухал удод на трубе.

И не в лад, невпопад

верещала пророчески сойка

Средь скрещённых дерев,

вспоминая о царской Судьбе.

Как церковная книга,

раскрылись замшелые скалы.

В этой Книге Судеб,

разбирая с трудом имена,

Он своё начертал…

И не понял несведущий малый,

Что с родимой землёй

обвенчался на все времена.

***

Всегда мы ищем виноватых,

У каждого своя стезя.

Не дай Господь, чтобы когда-то

Тебя оставили друзья,

Чтоб не залаял пёс под дверью,

Прокисло старое вино.

Моё отчаянье, поверье мне,

Сейчас не меньше твоего.

Я жизнь прожил без притязаний

И благ великих не просил.

Мне только цапли Юрюзани

Для жизни придавали сил.

Теперь, похоже, связь подмокла,

Распался славный экипаж…

Я в зарешётчатые окна

Смотрю на выцветший пейзаж.

Не думай, что легко поэту

(Всё с виду, вроде б, хорошо)

По неустроенному свету

Бродить с протянутой душой

Средь бескорыстно плутоватых,

Сменивших дружбу на тщету,

Среди безвременно богатых,

Свою забывших нищету.

И всё ж я сердцем понимаю,

Не нужно вёсел кораблю…

Я никого не обвиняю

И всех по-прежнему люблю!

***

Невечна красота, восторг же – вечен.

Стряхнув росу, беспечна и нага

Блистает роза. Ей похвастать есть чем –

Природа все дала ей, что могла.

Она открылась солнцу, и пчела

Берет весь день свое… И лишь под вечер

Все лепестки в тугой сомкнутся венчик,

И до утра их вновь покроет мгла.

И до зари, крадущейся по-лисьи,

Все спрятано: и красота, и мысли…

О, Господи! Дались же мне цветы!

И впрямь, без них нельзя прожить как будто.

Но я б не ожидал с надеждой утро,

Когда той розой не была бы ты!..

***

Я в этой жизни многими любим,

И мне досталась страшная привычка:

Я обжигался пламенем твоим,

А сам горел, как тоненькая спичка.

За что ж мы так судьбу благодарим?!

Любимая, я не хотел об этом…

Но я навек твоим пронизан светом,

Твоим дыханьем, именем твоим!..

Ведь в этом мире знаем только мы,

Какими черными бывают дни,

Какими ослепительными ночи!

Мы умирали и рождались вновь.

Жестока безответная любовь.

Ответная любовь еще жесточе!..

Нечитаным отложен том

Несказанным осталось слово.

Живем надеждой на «потом»,

Как будто жизнь начнется снова.

***

— Не уходи. Не уходи! —

Молила ты, взывая к Богу…

Осталась юность позади,

И белый снег покрыл дорогу.

Зазеленела вновь трава.

И птицы пробуют свой голос,

Но перезревшие слова

Мои осыпались, как колос.

Я не сказал ей о любви,

Целуя дрогнувшие веки…

То, что отложено на миг,

Тобой потеряно навеки.

***

В безлюдье шумных городов,

во тьме

судов и апелляций,

где каждый человек готов

копейкой медной затеряться

под складкой

каменных домов

средь чьих-то слов

и чьих-то снов…

Я мал.

Я тоже обесценен.

Здесь падает Величье Цели.

Иду.

Виню жестокий век,

нас унижающий до боли…

Но как огромен Человек,

один

работающий в поле!..

***

По слову человека не суди.

Не ставь клейма, что он таков, и точка.

Случалось (и не раз) – у попадьи

Являлась в мир и не попова дочка.

Не так ли и у нас: не проследи

Иль позабудь, что в мире все порочно,

Как с криком вылетает из груди

Чужое слово иль чужая строчка!..

Она живет под именем твоим.

Не ведая того, что мы творим…

Смирись – в бараний рог судьба закрутит.

Чужое слово… Я потом пойму,

Что ты меня судила по нему,

Не докопавшись до глубинной сути.

***

Немало объехал я стран,

Где снова мне быть не дано.

Зачем же я в римский фонтан

Бросаю монету на дно?

Но кто/то мне шепчет: — А вдруг…

В природе нет линий прямых.

Куда ни беги — всюду круг…

Я в это поверил на миг.

А вдруг — наш последний причал.

А вдруг — и монета — на дно.

Но в воду летит не металл

А наших надежд серебро.

Наш путь по земле не велик

И весь состоит из разлук.

Но сколько вокруг горемык,

Живущих надеждой: а вдруг!..

Пройду ещё тысячу стран,

Но встретится нам не дано.

Любовь — тот же римский фонтан.

Монетами светится дно.

А вдруг — наш последний причал.

А вдруг — и монета — на дно.

…А сторож по тёмным ночам

Лопатой гребёт серебро.

Океан Россия

Капитан иль Бог — не знаю, кто ты.

Жизнь дала безудержную течь —

Затопила берега Европы

Русская отчаянная речь.

Чистая, как дедовские гусли,

Хриплая от крови и вина.

Ты прости нас, Господи Исусе,

Это только первая волна…

Звали нас в сады Семирамиды,

И за всё платили мы сполна.

Черепа сложили в пирамиды.

И вторая вскинулась волна.

Прочь — злодея!.. И портреты сняли.

Но, позвольте, в чём его вина?!

И пока мы это выясняли,

Покатилась новая волна.

Не стихая, буревестник воет.

Флаг, как парус, рвётся надо мной.

И вот-вот меня отсюда смоет

Бешеной четвёртою волной.

Да что я?.. Нелепый, частный случай,

Я готов и на лесоповал…

Песни петь ли, обрубать ли сучья —

Уравняет всех девятый вал.

Смыто всё от церкви до погоста,

И могильщик сделался певцом…

Быть волною, господа, не просто,

Но ещё труднее — стать гребцом.

Ах, месье!.. Не уходи. Послушай,

Горек мне отеческий обман:

Нас учили, что Россия — суша,

Оказалось — грозный океан.

"