Posted 29 июля 2019,, 08:50
Published 29 июля 2019,, 08:50
Modified 7 марта, 15:29
Updated 7 марта, 15:29
Дмитрий Стахов
Мыслепреступление вроде бы сделало Оруэлла первооткрывателем такого вида криминального поведения - ну, с точки зрения идеологии правящей партии Океании.
Но только – вроде бы.
Ведь тут как с господином Журденом: интересно вдруг узнать, что всю жизнь говорил прозой, надо же. Дорогого стоит. Мыслепреступление, в самых разных формах, от мягких до предельно жестких, и кара за него существовали всегда.
Просто называлось иначе.
И Россия здесь не исключение. Скорее – в первых рядах, хотя и несколько припозднилась, включившись в процесс во времена Ивана IV, а уж в веке XVIII, когда государственный Страх стал Главным страхом на Руси, мыслепреступников ловили и душили (душили-душили, душили-душили…) ТАК, что специалисты Министерства любви сдохли бы от зависти.
Именно тогда появились уложения и законы, в которых подобное преступление было описано подробно. А также инструкция как дознавать об оном, как выявлять соучастников, как наказывать.
Естественно, апогея эта «работа» достигла в ХХ веке, но книга доктора исторических наук, профессора Евгения Анисимова, по сути, посвящена мыслепреступлениям преимущественно времен императриц.
Поэтому те, кто ищет связь дней давно прошедших с днями нынешними или с недавними (ну, по историческим меркам) - эту книгу прочтут с интересом.
Так на чем же держался политический сыск и как было выявлять мыслепреступников? А также тех, кто имел неправильное выражение лица и попадал в разряд лицепреступников?
Сверху он подпитывался параноидальным страхом власть предержащих, снизу – доносом, «изветом», как называли донос в XVIII веке. Автор пишет о доносчиках-изветчиках много и подробно. Об их нелегкой судьбе – их ведь тоже забирали в Преображенский или в Тайный приказ и тоже пытали: дабы подтвердить «правдивость» доноса. Если же не находили подтверждения или вдруг обнаруживалось, что донос ложный, то кнут и вырывание ноздрей с последующей высылкой в Сибирь оказывались самым мягким наказанием.
Несмотря на такие жестокие меры, в XVIII веке доносчики были всюду. Изветчиками становились (выдержавший пытки и подтвердивший донос получал вознаграждение) люди самые разные, от высших сановников до нищих, до колодников. То есть до арестантов, отпущенных из острога для сбора милостыни. Один из них, в 1734 году, пошарил на помойке у архиерейского двора в Суздале и донес: «Из архиерейских келий бросают кости говяжьи, никак он, архиерей, мясо ест». Дело пошло – грамотный колодник хорошо знал, что монахам мясо есть нельзя, а «церковное» преступление считалось очень серьезным.
Интересно, что некоторые доносчики становились для власти проблемой. Таковые и подтверждали свои доносы, и выдерживали испытания. Скажем, Иван Турчанинов, писавший доносы на всю сибирскую администрацию, где вскрывал «жульства» чиновников. Турчанинов – на самом деле взятый в плен под Очаковым турецкоподданный еврей Карл Левий, сосланный на Камчатку якобы за шпионаж, - за изветы получил чин поручика и двести рублей, а специальная комиссия разбирала его доносы целых двадцать лет.
К доносам полагалось иметь ревность. Недоносительство (или «недоношение») считалось преступлением, и связь между «словом и делом» была неважна, главное – вскрыть умысел, донести до власти о «непотребных словах».
Российское мыслепреступление (параллели с днями нынешними мы выстраивать не будем) скорее всего возникло из верно подмеченной автором особенности российской же жизни. «Тайное всегда есть принадлежность высшего, «верхнего государева дела»» - пишет Анисимов, отмечая, что слово, действие, документ или любое учреждение относятся исключительно к компетенции верховной власти, у подданного же по определению ничего тайного быть не может.
Разве что так: тайное подданного и есть преступное.
К этому стоит добавить, что власть была уверена, будто в России, как в истинно православном государстве, «гонений за правду и веру нет, поэтому не разрешенное властью страдание православным запрещается».
Посему власть «разбиралась» таким образом со старообрядцами и прочими инакомыслящими.
Книга Анисимова описывает множество примеров борьбы власти с мыслепреступлениями.
Слабонервным читать не рекомендуется: впрочем, описание казней и пыток, поданные автором чуть ли не со сладострастием, многим, думаю, придется по вкусу: все эти ужасы про «копчение», подвешивание за ребро и посажение на кол, причем разнообразными методами…
И, как бы там ни было, борьбу власти выиграли, а то, что в этой борьбе пострадали тысячи невинных, россиянина ХХ века удивлять не должно.
Лес рубят, щепки летят.
У власти длинные руки.
Холодное сердце.
Велика Россия, а бежать некуда.
Евгений Анисимов. Держава и топор: царская власть, политический сыск и русское общество в XVIII веке. – М.: Новое литературное обозрение, 2019