Алла Горбунова: "По ту сторону небес – только хаос, только лес..."

Сергей Алиханов

Алла Горбунова родилась в Санкт-Петербурге. Окончила философский факультет Санкт-Петербургского университета. Стихи публиковались в журналах: «Новый мир», «Знамя», «День и ночь», «Воздух», «Крещатик», «Новое литературное обозрение», во многих интернет-изданиях.

Автор стихотворных сборников: «Первая любовь, мать Ада», «Колодезное вино», «Альпийская форточка», «Пока догорает азбука», «Внутри звездопада», «La rosa dell’Angola» на итальянском языке.

Стихи переведены: на английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, сербский, датский, шведский, финский, латышский и болгарский языки.

Принимала участие во многих российских и международных поэтических Фестивалях. Творчество отмечено премией «Дебют». Лауреат премии Андрея Белого 2019 года.

О присуждении премии было объявлено на книжной ярмарке non/fiction в Москве. Вручение же состоялось в прошедшее воскресенье в Санкт-Петербурге в расположенном на Невском проспекте «Интерьерном театре» — прекрасный фоторепортаж об этом событии Николая Симоновского - http://obtaz.com/bely_premium_2019.htm.

Просодии Аллы Горбуновой свойственно обновление художественного языка, тексты буквально искрятся свободными ассоциациями, причинными зависимостями и их противоположностями. Первоначальные дискурсы, которые в 1978 году подвиги литераторов тогдашнего андерграунда на учреждение Премии, были направленны на переустройства общества посредством искусства. В текущем веке творческая доблесть в противостоянии собственных текстов социалистическому реализму — в силу его исчезновения — себя исчерпала. Однако, у Аллы Горбуновой поиски новых форм выразительности требуют, может быть, даже большей отваги!

Её интертекстуальное пространство стоит из фрагментов столь «множественного кодирования», что становится — и остаётся! — только дальним фоном непосредственных лирических переживаний поэта. Достигается главное, щемящая жалость пронзает сердце читателя:

...поддатый вальс с мышиных похорон

по улице идут трусы и книжки

в закрученных усах идёт барон

капустные танцуют кочерыжки

идёт барон как барин как бирон

и русская земля над ним смеётся

и отовсюду, с четырёх сторон

как колокольный перезвон, как стон

так жалобно и страшно раздаётся:

– мне холодно, мне голодно…

Алла Горбунова любезно ответила на несколько вопросов, заданных нашей редакцией:

- Какие новые задачи Вы поставите перед собой в связи с получением столь высокой награды?

- Я очень благодарна, что мне присудили премию Андрея Белого. Эта награда очень много значит для меня и потому, что она связана с моим родным городом Санкт-Петербургом и потому, что эта премия родилась и выросла в недрах ленинградской неофициальной культуры – близкой мне не только географически, но и поэтически. Однако для меня тема признания неразрывно связана с темой смерти, и каждый раз, когда я получаю какое-то признание, мне становится не по себе. Вместе с благодарностью и радостью я начинаю чувствовать страх. Так что, в первую очередь, я ставлю себе задачу эмоционально выдерживать какие-то проявления признания, а также – задачу больше пробовать себя в чём-то, что я ещё не очень хорошо умею, чего я ещё никогда не делала. Сейчас я много пишу не только стихи, но и прозу – может быть, стоит начать себя пробовать в каких-то новых жанрах прозы. Обычно я пишу маленькие или среднего размера вещи, может быть, стоит начать двигаться в сторону более крупных форм.

- Что из поэтического наследства 20 века Вы считаете востребованным и необходимым для Вашего творчества?

- Мне кажется, я из тех людей, которые сочиняли бы стихи и на необитаемом острове. Я не могу сказать, что мне необходимо какое-то наследство. Мне кажется, творчество всегда происходит на пепелище, в условиях некой изначальной катастрофы. Никакого заданного «культурного наследия» или «традиции» и вовсе нет, это школьная фикция. Преемственность поэтической традиции творится каждым поэтом заново. Каждый поэт сам собирает эту поэтическую традицию: она отбрасывается от него как тень в прошлое, она пробрасывается от него как луч прожектора в будущее. Поэтическую традицию надо обрести, собрать - из первоначальной разрухи. Любой творец начинал на пепелище: и в XIX веке, и в XVIII. Для меня как для поэта этот луч, проброшенный в прошлое, высвечивает очень разные имена. В первой половине XX в. мои любимые поэты – Велимир Хлебников и Осип Мандельштам, во второй – поэты ленинградского андеграунда: Леонид Аронзон, Елена Шварц, Александр Миронов, Сергей Стратановский.

- Какова обратная связь и воздействие новых информационных возможностей и новых носителей на современную поэзию?

- Сейчас нейронные сети уже пишут стихи, и некоторые поэты сами пишут такие стихи, которые похожи на творчество нейронных сетей. Я думаю, что это всё довольно интересно, как испытание границы человеческого, постановка её под вопрос. Но от меня это всё довольно далеко, для меня в поэзии важно именно выражение невыразимого опыта, которого, по крайней мере пока, у искусственного интеллекта нет. Он не проживает то, о чём пишет, это языковая комбинаторика. Но если однажды искусственный интеллект станет по собственному желанию сочинять поэзию и переживать состояние вдохновения, то есть будет иметь опыт и сознание, - его уже нельзя будет использовать, как технологию. Тогда он должен будет получить все права и свободы, какие есть у людей, а нажатие кнопки выключения будет равнозначно убийству.

- Новые условия поэтического творчества - отсутствие гонораров, тиражи 100 экземпляров — это в помощь или мешает истинному поэту?

- А что нового в этих условиях? Когда было по-другому? Во второй половине XX в. во времена неофициальной культуры поэтов вообще не печатали, был Самиздат, стихи переписывались от руки, перепечатывались на машинке, но не было никаких гонораров или тиражей. Я думаю, что и в Серебряном веке тоже не было особо больших тиражей и гонораров. Это только в 60-е годы такие поэты как Евтушенко и Вознесенский собирали стадионы. Но та традиция поэзии, к которой принадлежу я, никогда стадионов не собирала, и всегда с трудом изыскивались средства на издание малотиражных сборников. По-моему, это совсем неплохо, и истинному поэту никак не мешает. Вообще, что касается пользы для поэта – я думаю, что поэту лучше при жизни быть слегка недооцененным, чем слишком переоцененным. Потому что такое состояние является большим стимулом для творчества, а сама способность писать стихи – это гораздо больший дар и радость, чем любая слава.

И действительно, стихи Аллы Горбуновой словно возникают и звучат непосредственно из окружающего мира, минуя форматирующее влияние разума:

в ночной печи горят берёзовые дрова

утром после дождя на крыльце цветные разводы –

золотой пыльцой написанные слова

о первозданной тоске, растворённой в природе

жреческие слова

в дыме костра

покуда мы закрываем печной заслон и

спим в тепле как звери в логове до утра

и другие слова

пишут звёзды на наших ладонях

Впервые о творчестве Аллы Горбуновой мы приведем мнение критика-робота: «Привет тебе, любитель чтения. Не советуем тебе открывать «Внутри звездопада» Горбунова Алла утром перед выходом на работу, можешь существенно опоздать. Написано настолько увлекательно и живо, что все картины и протагонисты запоминаются на долго и даже спустя довольно долгое время, моментально вспоминаются. С первых строк понимаешь, что ответ на загадку кроется в деталях, но лишь на последних страницах завеса поднимается и все становится на свои места. Помимо увлекательного, захватывающего и интересного повествования, в сюжете также сохраняется логичность и последовательность событий. Многогранность и уникальность образов, создает внутренний мир, полный множества процессов и граней. Место событий настолько детально и красочно описано, что у читающего невольно возникает эффект присутствия. Всем словам и всем вещам вернулся их изначальный смысл и ценности, вознося читателя на вершину радости и блаженства. Центром произведения является личность героя, а главными элементами - события и обстоятельства его существования. Мягкая ирония наряду с комическими ситуациями настолько гармонично вплетены в сюжет, что становятся неразрывной его частью. В главной идее столько чувства и замысел настолько глубокий, что каждый, соприкасающийся с ним становится ребенком этого мира. Динамичный и живой язык повествования с невероятной скоростью приводит финалу и удивляет непредсказуемой развязкой. «Внутри звездопада» Горбунова Алла читать бесплатно онлайн очень интересно, поскольку затронутые темы и проблемы не могут оставить читателя равнодушным».

В комментариях Аллой Горбуновой было замечено: «Это всё очень хорошо, конечно, я рада, что роботам нравится, но хотелось бы, чтобы и люди тоже что-нибудь написали:)»

Но все же гораздо созвучнее мне поздравление Вадима Месяца - поэта, издателя награжденных книг, и нашего автора: «Как корабль назовёшь)) русский Гулливер - проект победителей. Премию «Андрея Белого» по поэзии получили наши люди. Андрей Тавров и Алла Горбунова - авторы «гулливеруса». Андрей со мной вообще со дня основания издательства. Свободу «русскому Гулливеру»!

И свободу читательскому взгляду, уходящему в дали прекрасных стихов:

***

подружка весёлого серого воробья

уличного музыканта, аскающая в метро

и одноногая девушка журавля

ждут жаворонков, грачей, куликов-сорок

на птичий собор, пламенный птичий костёл

а подо льдом реки

рыбы сложили в огромный яркий костёр

свои колкие руки, разноцветные плавники

крылья падают ниц, плавники воздымаются ввысь

лепестками, качаясь, плывут, как мальки в невода

и вода ударяет в песчаный мыс

и цветы улетают, как птенцы из гнезда

в никуда, в никогда.

ДОРОЖНАЯ ПЕСЕНКА

я буду ходить по одной и той же дороге

от дома до станции от станции до магазина

эй, что нового на дороге? и что вечно

останется тем же самым?

вот новые люди идут по дороге а вот знакомые люди

вот алкоголик Букаха под грузовик попавший

вот продавщица постаревшая тётя Валя

я буду смотреть на одни и те же озёра

в лесу на одни и те же деревья

что нового появилось сегодня на закате и на рассвете?

что осталось как было?

знаю эту полянку эту скамейку

этот клочок болота это грибное место

эту развилку

я буду останавливаться у одних и тех же предметов

смотреть подолгу любя и запоминая

я никогда не пресыщусь одним и тем же любимым

буду проснувшись спрашивать каждое утро:

как спалось? что нового и что вечно

останется тем же самым?

пусть отвечает: люблю тебя новой любовью

наяву и во сне, но вечно

остающейся той же самой

я буду ходить по одной и той же дороге

от дома до станции от станции до магазина

эй, что нового на дороге? и что вечно

останется тем же самым?

***

всё родное, любимое, одноразовое не имеет души

долгим тяжким трудом

ты добыл себе душу

и уходишь всё дальше

а потом оглянёшься и видишь –

всё родное, любимое, одноразовое

стоит за твоей спиной

на тебя смотрит

в своём первозданном, телесном, дремучем Раю

осуждает или прощает

он такой же как мы да не такой

наш да не наш

с ним что-то не так

глубинно знаетприрода что с ним не так

понимает и не понимает

или он спасёт нас

или погубит

в глазах его стыд и жалость

в глазах его гордость и дерзость

как ты смотришь на них бессмертный

что ты сделаешь нам бессмертный

ТРАКТАТ О ТРЁХ СОЛНЦАХ

у ангелов всегда впереди восток, кромка зари,

солнце нетварной любви: перед правым глазом

оно – как солнце земли, перед левым – луна земли,

а перед обоими – то и другое сразу

у чертей тоже всегда впереди восток, линия тьмы,

любви к себе и к миру тёмное солнце сóби,

перед правым глазом – солнце земли, перед левым – луна земли,

и они сливаются, когда открываешь оба

у людей стóроны света назначает восход и закат

природного солнца, люди смотрят вперёд и назад,

видят линию тьмы и первую кромку зари,

независимо от того, что у кого внутри

на Небесах и в Аду обращенье лица

отделяет зерно от волчца:

кто попадает в Ад – повернёт к Богу зад,

кто попадает на Небеса – поднимает к Богу глаза

это истинная разница между западом и востоком,

между линией тьмы и первой кромкой зари,

это две разных любви, и какая из них царит

в душе обернётся итогом её и истоком

природное солнце кажется ангелам чем-то тёмным,

это солнце растений, солнце людей и животных,

оно зачинает дички, и оно зачинает волчки,

его свет воспринимают природные наши зрачки

однажды природное солнце погибнет, но солнце на Небесах

будет сиять в своих радужных поясах,

и тёмное солнце Ада в своих кольцах тьмы,

и кто знает, кто скажет, под которым окажемся мы

ПРОБУЖДЕНИЕ ЛЕСА

***

шла бабушка-верба с горбом из снега

наклонялась к земле и вовсе упала

а весна пришла – горб растаял и встала

девушкой, оглянулась:

у подруги-ивы на ветвях серебряные пуховки

земля – как жираф в проталинах пятен

ждёт пыления орешника

и жениха медвежьего

***

иные спали глухо и крепко

в чешуйчатых робах почек

а кое-кто оставался зелёным

под снегом, как толокнянка

проснулась от яркого света

берёза – по ней ползёт жук

жаль тех, кто в начале лета

умрёт, как гусиный лук

***

в устье зимы снег состоит из начал

весны: иглы, шишки, ветки с куста

в истоке весны земля – последний причал

последнего снега куска

уже он ручей – для него началась жара,

а для цветов не кончились холода,

ночью снится посконный мужицкий рай,

старый крест, вечная воля и борода

***

осина на вырубке

ольха на пожарище

берёза на брошенной пашне

цветут в разноцветных серёжках

передают друг другу привет по ветру

– хорошо на пожарище?

– привольно на брошенной пашне?

– светло на вырубке?

на пожарище пахнет скорбью и одиночеством

на брошенной пашне пир сорняков и грачей

на вырубке солнце греет старые чёрные пни

***

в ночной печи горят берёзовые дрова

утром после дождя на крыльце цветные разводы –

золотой пыльцой написанные слова

о первозданной тоске, растворённой в природе

жреческие слова

в дыме костра

покуда мы закрываем печной заслон и

спим в тепле как звери в логове до утра

и другие слова

пишут звёзды на наших ладонях

***

после зимы

на сосне распустились почки

и там оказались

листья!

***

круглые тыквы порожние

как шаровые молнии

будущее тревожно и

будет исполнено

как приговор или как

милосердие Божие

и огромный арбуз

в неуклюжих руках -

мировое оружие

он расколется как

наливной шар земной

как распоротый туз

как переевшая жаба

на улице людной

или взлетит дирижаблем

повиснет со мной

в дураках-облаках

синей осенью абсолютной

ПЕСЕНКА БОЖЬИХ СТРАННИКОВ

Господь с Петром бредут по земле

один другого старей

мимо заводов и пустырей

мимо лесов и полей

долго долго ещё идти

еще велика земля

еще бесчисленны грехи

ветвисты тополя

цветы похожи на цветы

и на соху соха

еще бесчисленных святых

не собраны стога

еще пойдут снега снега

прольют дожди ведром

и путь-дорога далека

для Господа с Петром

***

земля, порождая людей и богов,

словно шашлык над огнём,

крутится, жарясь со всех боков,

ночь чередуя с днём

и когда обжигает её огонь

как день светлеет любовь

но другая её сторона холодна

и небо коптит луна

и на этой тёмной её стороне

как ночь темнеет любовь

но другая её сторона горяча

вся в световых лучах

земля на шампуре своей оси

под голодный мерцающий смех

крутится-вертится в небеси

где однажды съедают всех

и когда она жареным шашлыком

подставляет огню бока

она порождает людей и богов

тёмные воды,

светлые облака

***

позднее утро

потеряно всё

всё проспал, а проснулся –

ушли и туманы, и звёзды

пустая палата

кажется, было что-то

неведомое

во сне

а проснулся

в школу пора

в восьмидесятый «А»

но

мама

не разбудила

позвать,

но куда-то ушли имена

медсестра –

молодая жена

всё проспал, а проснулся

сразу во всех временах

пора идти, на работу пора

и домой пора

надо только вещи собрать

встать и идти

чтоб унять

беспокойство

встать

и идти

завтра я встану рано

я всё застану

медленное солнце и тихий щебет в тумане

я всю жизнь вставал рано

что-то делал

а сегодня я всё проспал

проснулся поздно

и мне не по себе

***

одержимый видит предмет

искажённым в силу своих обсессий

но и в бредовой смеси, на чёрной мессе

порой на предметы проливается странный свет

каждый шаг

в искажение

как будто в своё отражение

но и что-то чужое само присутствует здесь:

так маньяк

цветы полевые

видит похожими на органы половые

а это они и есть

***

товарищ Сухов

приходил во сне

товарищ Сухов

писал жене:

мы плыли по зеркалу

в ущелье сна

мы вошли в чёрный

беззвёздный

глубокий

квадрат

но бывают ещё, жена

закрытые зеркала

безымянные отражения

неотражённые имена

круглый квадрат

старые яблони

просят первого пива,

как печи –

первого снега

каждую ночь

я видел кусочки

самой страшной картинки

из книжки моего детства

а теперь я всегда

вижу её целиком

и не боюсь

***

Не ищи отца овец

по ту сторону небес –

только хаос, только лес,

только Ницше, только Блейк:

там едины тьма и свет,

праведность и грех,

смех и слёзы, вран и стерх,

недо-eo ipso сверх-

человек.

Не ищи отца овец

за покровом сна.

Там не восседает Бог,

только Áнак, только Ог,

страшный Ог, седой Анáк,

полубес-полумонах-

полуманиак.

Не ищи отца овец

у ворот сердец.

Ибо заперты сердец

двери на замок,

только Áнак, только Ог,

страшный Ог, седой Анáк,

сердце стерегут и мозг,

мрак един со светом звёзд,

нет ни «ты», ни «я»,

кость есть дух, и дух есть кость,

только радость, только злость,

только мол-

ния.

***

Раскольников не убивал старуху

это была обсессия, кошмар

Раскольников не совершал мокруху

он шёл по кромке своего ума

всего лишь мысль «иди убей старуху»

всего лишь мысль «вдруг я её убил»

а следователь был вообще дебил

и он повесил на него мокруху

он, говорят, психолог тонкий был

но на старуху, так сказать, проруха

Раскольников спросил: Так кто убил?

Раскольников не убивал старуху

высокого ума не поняв пыл

ему в вину поставили мечты

Раскольников спросил: Так кто убил?

и целый мир ему ответил: Ты!

так кто убил? он сам того не знал

всё это было наважденье, сон

и где-то там, на дне дурного сна

Раскольников узнал, что это он

убийца - он как солнце, как трава

в крови старухи вечно мажет руки

хотя старуху он не убивал

Раскольников не убивал старуху

он был всегда убийцей, как вода

всегда была мокра, а дюны сухи -

и до, и после, и в момент, когда

он не убил и он убил старуху

сначала он не знал, кто это был

кто всю эту затеял заваруху

но вот он понял, кто её убил

Раскольников не убивал старуху

где некогда свистал, играя, бич

он перед целым миром, не таясь

растерянно спросил: Так кто убил?

и на колени встав, ответил: Я!

***

гул в ушах как улей в стене

здесь бегут сухие ручьи

это сад камней сэкитэй

это горы и воды мои

это совершенство в любви

ДСК «Светлана» в цветах

это сад камней Рёан-дзи

это ночью полёт совы

между каменных плах

***

где твоя ковбойская куртка?

где твой хюбрис?

где смех твой младенчески-лучезарный?

так и жалеешь себя

как друга и брата

в поношенном синем плаще

порвавшемся на плече

в траченном жизнью, обломанном жизнью плаще

видать, был когда-то франтом

в плаще своём знаменитом

или куртке ковбойской

с улыбкой шкодливой, младенчески-лучезарной

а, может, пьяным в канаве валялся

вот плащ и порвался

а, может быть, денег совсем не осталось

а вещи ветшают

так и донашиваешь себя как старьё

с горькой складкой в углу улыбки

где запечатан навеки поцелуй света

а, может, амбиции были

и кто ты где ты?

жизнь случилась с тобой – это видно

но как мог потерять ты свою ковбойскую куртку?

что с твоим хюбрисом, что с твоим смехом

где твоё детство?

была у тебя когда-то и пара ангелов на побегушках

к чёрту ангелов, но как ты мог потерять ковбойскую куртку?

видели тебя на станции

встречающим поезда

видели тебя постаревшим

в рваном дождевике

видели тебя подбирающим рубль

в переходе подземном

видели тебя уставшего похудевшего

задремавшего под слоем земли

на одном из этих огромных безликих кладбищ

и какая разница кого ты там предал

мы шлём тебе привет и беспокоимся о тебе

***

ком грязного снега –

о нём нельзя рассказать

о нём никто никогда не сказал ни слова

он никогда никому не снился

по нему никогда не скользил

взгляд жертвы или убийцы

никто не пнул его носком сапога или клюкой

его не клевала ворона и лист сухой

на него не упал

но в нём мириады хрусталиков света и мглы

целое небо полное свиста и звона

память об облаках, океане, в котором он плыл

об огромном холоде туч. жить и гибнуть свобода

в +2 он растаял

был он или не был?

жил ли, полный нечаянного восторга,

на своё тело наматывая метель?

быть может, он сам рассказывал о себе

тихонько выл на обочине дороги к станции и посёлку –

но его заглушали мимоидущие поезда

быть может, он сам себя утаил, сохранив навсегда

для немого истока

реальности прежде реальности

реальности больше реальности

- жил как хотел

ни спроса с него

ни суда

АВТОСТОП НА КРАЮ

ум – это автобус, с которого сходишь

и дальше стопишь

неуловимое чувство не от мира сего.

вдруг оно остановится

как цветочный бутон развернётся –

несбывшееся коснётся

меня на краю исчезновения своего

БАЛЛАДА О ЛЕТУЧЕМ ЗМЕЕ

летучие змеи вепсских болот

взвиваются из травы

змеи – с хвоста, тетерева – с головы

летучие змеи вепсских болот

источают зелёный токсин

с красным гребнем вместо надбровных дуг

их войска покрывают болотистый луг

они лазают по деревьям и взметаются в небеса

они смотрят человеку прямо в глаза

и смеются над ним

человек исчезает в вепсском лесу

его тело находят среди болот

жидкой грязью дорожной забит его рот

его одежда рядом лежит

сорванная второпях

рассыпана клюква вповалку грибы

стоят сапоги в них вдеты носки

на пеньках сидят мёртвые грибники

источает багульник страх

ноги как вата и трудно идти

кружится голова

тут-то взвиваются из травы

змеи-тетерева

гром прокатился и ветер в траве

инфразвук идёт от болот

человек срывает с себя бельё

и жидкую глину пьёт

кости горят и летучий змей

зелёным ядом плюёт

его тулово переходит в хвост

петушиный гребень на голове

грибник скоро умрёт, а летучий гад

говорит ему: человек,

посмотри на меня, я – реальность, я – смерть,

здесь под Тихвином в деревнях

каждая бабка и каждый дед

слышали про меня

и меня встречали среди болот

и поклонялись мне

в Загорье, Загводье, Поддубье – везде

в вепсской лесной стране

как я Савелия повстречал

как фуфайку ему пережёг

как был подо мной Зеленецкий Мох

и Подцубно-Кусятский Мох

как лесник Оленёв убил топором

мою родную сестру

как власовцы в бочку пихали отца

где он и околел

как после Второй Мировой войны

народ мой почти исчез

когда обработали ядом лес

и народ мой ушёл на дно

как мы затаились в густых лесах

и ненависть зрела в нас

и чужак, что приходит теперь в наш лес

уже не уйдёт подобру

мы в перестройку размножились вновь

и снова царим в лесах

кровавые жертвы приносит нам

каждый истинный вепс

ночью их дети приходят к нам

мы учим их мудрости змей

ночью монахи из монастыря

на капище молятся нам

а музейная тётенька варит в котле

человеческие черепа

ваш президент, кстати, тоже вепс

зря ты пришёл в тёмный вепсский лес

вот я лечу на тебя с небес

с дыханием полным огня

ДОЛИНА КОЛОДЦЕВ

долина колодцев

на мокром лугу

земляные колодцы

как окна в землю

образовались сами

между ними ходят птицы

никто не пьёт из колодцев

не скрипит ворот

колодца в земле

кто пришёл сюда и зачем?

что мне делать в долине колодцев?

разная в каждом из них вода

разная сокровенность

долго ли коротко странствовать мне

по долине колодцев

разная бездна в каждом из них

разная тайна, веселье и грусть

столько колодцев

открылось в земле

как обретение

чудотворных икон в древесных стволах

очи раскрылись земли

в её заповедные воды

но и воздух – вода

и земля – под водой

небо, поля и деревни

села я на автобус

или то была моя мать

и под воду поехала…

там, под водой –

долина колодцев

МНЕ ХОЛОДНО, МНЕ ГОЛОДНО

все веселятся в ночь безвременья

холодная голодная зима

праздничный пир и жертвенное яство

весёлые оседлые дома

дома-номады тоже веселятся

– мне холодно, мне голодно, – пищит

в подвале и крупа горит, как звёзды

и пол трещит, и в подполе трещит

– дай мне пшено, перловку дай, овёс дай,

свари мне кашку и свари мне суп,

в котором всех вещей ясна, морозна

пустотная просвечивает суть,

которую не принимай серьёзно

щербато улыбаясь, как Луна,

доходные и жёлтые дома

ещё готовы переброситься в картишки

но чьё-то на глазу горит бельмо

часы во фраке и пенсне с письмом

в кортеже траурном для дохлой мышки

– мне холодно, мне голодно, – пищит

так жалобно и сердце режет, точит

и слышно: в животе зимы урчит

и плачет, как дитя, что кушать хочет

костлявая весёленькая смерть

что на пиру гуляет в платье детском

а сердце наряжается в вельтшмерц

и с нею в вальсе кружится кадетском

безвременья весёленькая ночь

поддатый вальс с мышиных похорон

по улице идут трусы и книжки

в закрученных усах идёт барон

капустные танцуют кочерыжки

идёт барон как барин как бирон

и русская земля над ним смеётся

и отовсюду, с четырёх сторон

как колокольный перезвон, как стон

так жалобно и страшно раздаётся:

– мне холодно, мне голодно…

***

когда нажимаешь на плюшевую собаку

в год собаки подаренную на новый год

она поёт:

в далёкой чудесной волшебной стране

ты встретишь собаку чудную вдвойне лА-ла-ла ла-лА-ла

ну а здесь

дикие псы пустые недостроенные дома

дерьмо и снег лают собаки бегут за тобой

облезлые шелудивые грязные злые

что там ещё в далёкой чудесной волшебной стране?

там корова говорит «Му» лошадка говорит «Иго-го»

здесь-то они говорят совсем по-другому

но там должно быть и вправду петух поёт «Кукареку»

а куры ему «Ко-ко-ко»

ишь ты как они там все заговорили

а здесь в скороварке индейка или свинья

вот она на столе такая же как ты и я

почему не я или ты на столе у свиньи?

почему детей не едят огромные индюки?

истинное благородство – познакомиться с пудингом

перед тем как начать его есть

вознести благодарность за чистую жертву хищному богу

чтоб сохранить свою честь

как-то согласовать с далёкой чудесной волшебной страной

всю эту жесть

потому что мы знаем, что будем однажды жить

в стране

где петух поёт «Кукареку»

там мы ответим за всё

свинье и индюку

и нужно заранее готовить ответ

на своём веку

среди мёртвых животных ходит благая весть

уже близится эта страна

жизнь в чистых смыслах

царство внутри, обетованье Иисуса и Иоанна

в сердце моём механизм с батарейкой

и вот оно всё стучит

отчаянно окаянно

нажми на него

вложи свои руки в раны

там чудная вдвойне собака и как только она молчит

то музыка сразу за нею звучит лА-ла-ла ла-лА-ла

***

кто-то в кустах смородины быстро-быстро перебирает крылышками

превращаясь в колесо; я только учусь ходить

вещи такие странные: загляни под кустик, подними травинку

жжж-жжжужжжит пчела; в кустах в тележке мешок

в нём пластилиново-глиняное с пузом, похожее на земляную бабу

чревовещает будильником: дзынь! это лето в дачном саду,

полном нонсенса и абсурда, дзынь! я муха, я бабочка, я стрекоза

и непонятно, и ни имена, ни названия снов, цветов, людей, велосипедов

для чего рукавица? а падчерица? почему для меня

естественно дышать воздухом, перебирать ногами;

кто ты, ловимый за хвост? чувство-кот, озарение-кот:

как он пьёт из ведра колодезное вино, странник мой, разум,

как по долгой по старости по еловой дедушка пришёл

испить и-спать, во сне превращаясь, колесом вертеться,

учиться ходить, падать, в цветные пятна, не-человек, чудесное всё,

всё превращается, когда произносишь: абракадабра!

чревовещает будильником: дзынь! это лето в дачном саду,

полном зауми и тарабарщины, дзынь! я июль, я лейка, я есть

я дам название сну, найду имени имя, вернусь

разноцветным салютом над миром, я буду знать

смысл рукавицы и падчерицы, смысл жизни, смысл смысла,

и всех людей, и все цветы, и всё время, и прозвонит

подо мною-дождём, надо мною-травой, надо мною-ребёнком,

на радуге, на которой сидят тысячи птиц,

колокол такой муки, такой любви, ожидания, возвращения:

ДЗЫННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН

Ь