Posted 15 апреля 2012,, 20:00
Published 15 апреля 2012,, 20:00
Modified 8 марта, 05:41
Updated 8 марта, 05:41
Художник движения
Первая персональная выставка Александра Лабаса прошла в 1976 году, когда мастеру было под восемьдесят, в 1937-м был расстрелян его брат Абрам, в двухлетнем возрасте мальчик лишился матери, но мрак и обида не поселились в его сердце – живопись и графика художника не просто пронизаны светом – они сверкают и светятся. В регламентированном мире Лабас создавал не регламентированные произведения, кисть словно «летела» за мыслью и поэтизировала железо, асфальт, прямоугольники окон и коробки домов. Урбанизация, по Лабасу, не каменный мешок, а светлый рай, запечатленный художником.
Октябрьская революция; дороги и поезда; ритмы и суета современного города; авиация и воздухоплавание – выставка отображает интересы художника последовательно и полно. Приятной неожиданностью стала демонстрация «невыездных», с 70-х годов прошлого столетия, работ из музеев Перми («Городская площадь», 1926) и Екатеринбурга («Уральский металлургический завод», 1925), ставших в свое время крупными событиями художественной жизни.
Фото: С САЙТА РУССКОГО МУЗЕЯ
Главным в живописи Лабас считал цвет. «Чувство, образ, ощущение жизни и природы, – записал он в дневнике, – должно быть выражено цветом – нужно не списывать с натуры, а находить наиболее постоянные черты, характер явлений природы». Поиск «ощущения», присущего явлению накладывался на собственные впечатления, и получалась двойная проекция. Благодаря этому даже революционные будни (серии работ «Октябрь» и «Октябрь в Петрограде») поданы сквозь призму романтизма и не несут печати ужаса и смерти.
«Советское правительство, – рассказала корреспонденту «НИ» заместитель директора по научной работе Русского музея Евгения Петрова, – любило включать работы молодых художников в зарубежные выставки, сам же автор картины мог узнать об этом лишь случайно». Так, например, и Александр Лабас узнал однажды, что его работа экспонировалась на выставке в Париже и висела рядом с работой Пабло Пикассо. Впрочем, ни обвинения в формализме, ни «волчий билет» (до середины 1960-х Александр Аркадьевич не имел права участвовать в выставках), ни отсутствие широкой зрительской аудитории ни на йоту не поколебали уверенности мастера ни в собственном призвании, ни в собственном таланте.