Певец Петр Налич

– Петр, как часто вы исполняете классический вокальный репертуар?

– Вообще я стараюсь давать академические концерты раз в два–четыре месяца. Однако этой зимой я постоянно болел, поэтому пришлось этот график немного «разрядить». Но, надеюсь, впредь удастся держать такой ритм, чтобы была возможность «отрихтовать» какие-то вещи из старой программы и успеть подготовить что-то новое.

– Вы продолжаете учиться академическому вокалу?

– Да, я учусь на втором курсе Академии имени Гнесиных.

– Во время учебы вы сталкиваетесь с какими-то сложностями, о которых изначально даже не предполагали?

– Я понимал, что будет сложно в принципе, потому что когда ты выходишь на новую арену, тебя начинают слушать особенно критично. Это осложняется еще и некоторой уже имеющейся известностью, причем не в области академической музыки. Этот факт по началу у многих вызывал скепсис. Но в процессе работы приходит понимание, что мы здесь собрались для того, чтобы оперу петь красиво. Поэтому сейчас, на мой взгляд, мне удалось установить хорошие отношения с людьми, с которыми я работаю в Гнесинке.

– Скептически относились даже преподаватели?

– Что-то из серии: «Ой, смотрите, эстрадник поет оперу». Но когда люди начинают понимать, что ты поешь неплохо, этот момент уходит естественным образом.

– В дальнейшем вы планируете также совмещать академическую музыку и то, чем занимаетесь в музыкальном коллективе, или предпочтете что-то одно?

– Я часто задаю себе этот вопрос, но на него сложно ответить… Оба эти направления мне очень интересны, это то, что составляет важную часть моей жизни. Надеюсь, мне хватит пороха всегда заниматься на высоком профессиональном уровне и оперой, и авторской музыкой. Конечно, сложно это совмещать, часто не хватает здоровья, сил, но пока получается.

– Вас не приглашали поучаствовать в телевизионном проекте «Призрак оперы»?

– Нет, меня туда не звали. Но, честно говоря, это не тот проект, в котором мне хотелось бы поучаствовать. Все-таки это был не чисто оперный проект, а проект, скорее, именно эстрадных исполнителей, которые вдруг запели оперу. Кроме того, мне бы не хотелось в этом участвовать еще и потому что у меня все-таки есть определенные амбиции по части оперы, и я этим профессионально занимаюсь. Если уж петь, то петь «по чесноку», что называется.

– Если говорить в целом, вам нравится то, что сегодня происходит в российской музыке?

– Трудно сказать. С одной стороны, очень много неинтересной музыки, особенно по телевизору, да и по радио тоже. Но с другой стороны, постоянно случайно натыкаешься на каких-нибудь замечательных отечественных ныне здравствующих исполнителей. Это, например, если брать эстраду и рок, Гарик Сукачев, творчество которого мне очень нравится, Илья Лагутенко, Земфира, группа «Уматурман». В России много талантливых людей, поэтому говорить, что сейчас у нас какое-то музыкальное безвременье, я считаю неправильно.

– Перечисленные вами исполнители давно и успешно занимаются музыкой. А есть какой-то яркий исполнитель, который появился именно сейчас, как в свое время ваш коллектив?

– Я не занимаюсь мониторингом появляющейся новой музыки. А поскольку я специально не ищу, мне это и не попадается. Но я уверен, что есть молодые талантливые исполнители, которых, возможно, пока мало знают, но у которых есть шанс стать популярными. Я не верю, что в России сейчас какой-то страшный музыкальный упадок.

– Россию в этом году на «Евровидении» будут представлять «Бурановские бабушки»…

– Да, я прекрасно знаком с их творчеством. Мне они еще тогда очень понравились (в 2010 году «Бурановские бабушки» уже участвовали в отборе исполнителей, которые поедут на «Евровидение» от России. – «НИ»). Старушки замечательные сами по себе, очень музыкальные и здорово поют в выбранном ими жанре. Приятно, что и такие исполнители поедут от России показать себя на международной арене. Это очень хорошо.

– Как вы считаете, их музыку поймут в Европе?

– Вы знаете, в Европе вообще востребована этническая музыка. Когда мы ездили на международные фестивали часто, особенно тепло встречали песни на русском языке, хотя я думал, что вот это точно не поймут. Но вдруг какие-нибудь бельгийцы ахали от удовольствия, им нравилось, что поют по-русски. Главное – это энергетика и посыл, заложенные в музыку. Если это искренне и профессионально сделано, то обязательно найдет своего слушателя.

– После «Евровидения» вас чаще стали звать с концертами в Европу?

– Нас приглашали на несколько международных фестивалей, но тем не менее не могу похвастаться, что мы часто выступаем в Европе. Но после «Евровидения», действительно, в Европе стало чуть больше людей, которые знакомы с нашим творчеством.

– На вашем сайте есть рубрика «Дать денег» – люди могут перечислить группе денег, сколько посчитают нужным. В Европе это уже отлаженная система, а у нас есть культура вознаграждать музыкантов подобным образом?

– В России она развита гораздо меньше, безусловно. Есть люди, которые это делают, но масштабы, конечно, несопоставимы с Западом, тем более такое вознаграждение несопоставимо с тем, что мы зарабатываем на концертах, которые являются для нас основным и, в общем, единственным способом заработка. Но, думаю, постепенно число людей, которые смогут просто физически спокойно провести всю эту операцию, будет становиться все больше и больше. Потому что это естественное развитие товарно-денежных отношений.

– Есть еще так называемая экономика наоборот, когда деньги дают на еще не реализованные проекты. Как считаете, это может послужить для развития молодых коллективов?

– Сложно предугадать, как эта система может работать в наших реалиях. У молодых творцов обычно не хватает как бы кредита доверия, чтобы люди вот так запросто могли давать им деньги. А у людей, у которых уже наработано имя, обычно есть средства для реализации своих идей.

– По первому образованию вы архитектор. Наверняка вы не можете не обращать внимания на то, как поменялся вид современной Москвы…

– Для меня это больной вопрос. Реалии таковы, что заказчики, а за ними и малодушные архитекторы часто либо не обладают вкусом, либо игнорируют что-то хорошее в угоду мнимым финансовым интересам. Поэтому очень часто, к сожалению, на месте настоящих памятников архитектуры строятся муляжи – массогабаритные уродливые макеты. Как, понастроив такого, причем много, люди могут считать себя архитекторами? Невозможно полноценно жить без осязаемых корней, таких, как архитектурная среда. На мой взгляд, любое здание, построенное до Хрущева, категорически нельзя сносить. Его нельзя снести и построить похожее, его надо только реставрировать. Конечно, на это нужно гораздо больше денег. Хозяев зданий, которые не занимаются ремонтом в ожидании, что строение само рухнет и потом можно будет легко построить новое, нужно штрафовать постоянно. Должны быть созданы такие законы, чтобы люди не могли просто так уничтожать памятники архитектуры и просто историческую застройку. Призываю всех, в том числе и себя, быть бдительными и думать о высоком и прекрасном. Хотя понимаю, что это трудно.