Posted 10 ноября 2018,, 08:15

Published 10 ноября 2018,, 08:15

Modified 7 марта, 16:15

Updated 7 марта, 16:15

Светлана Шильникова: "Как низок звук оконченных шагов..."

Светлана Шильникова: "Как низок звук оконченных шагов..."

10 ноября 2018, 08:15
Шильникова ничего и никогда не ждала, и не ждет от поэзии, никакого материального воплощения, ни жизненных благ - а только явления её самой.

Светлана Шильникова родилась и живет в Москве, окончила «МИРЭА - Российский технологический университет», работает по специальности.

Стихи печатались в сетевых изданиях «45-я параллель», «стихи.ру» - 36 тысяч читателей, «Поэтоград». Недавно вышел сборник стихов «Речитатив».

Участвует в московских поэтических фестивалях и вечерах.

Творчество Шильниковой - поэзия наития, область неосознанного, её стихи воздействуют прямо на подсознание. Видовой и смысловой ряды, сливаясь в строфах, становятся частью бытования, и, через некоторое время после прочтения, вдруг принимаются ближе собственной одежды, ощущаются кожей:

Над семенящими на свет,

Желтушной выгнувшись аллеей,

Держать неразрешённый септ-

Аккорд. Теперь еще пустее.

Еще изнаночней петля

На горловине кофты старой -

Её давно бы расстрелять

И распустить на мемуары...

«Очень зрелая, целостная книга со своей картиной мира. По количеству топонимов Шильникова - очень московский поэт» - сказал на презентации сборника «Речитатив» наш автор Данила Давыдов.

Созданные сегодня, вчера, или стихи когда-то написанные, положенные «в стол», поскольку показались автору непечатными, а затем вошли-таки в сборник - не имеет значения. Истинные стихи неведомым образом все наверстывают, берут свое, и обретают собственную судьбу. Поэзия, по сути, вневременна, аполитична - крылатый конь летит не столько над пространством, сколько над временем.

После прочтения Шильниковой мне - в очередной раз! - хочется поменять акценты, расставленные литературоведами, в стихотворении Баратынского:

«Плод яблони со древа упадает:

Закон небес постигнул человек!

И «в тайный смысл»

- всего на свете! - а не только

«порока посвящает

Нас иногда один его намек».

Когда Шильникова читает свои стихи, с этими экивоками на неизведанное, кажется, что она знакомит с ними не только слушателей, но и сама их заново осознает - по обратной слуховой связи.

Словно с некоторым трепетом, поэт произносит, что было надиктовано ей откуда-то сверху. Возникает поразительное ощущение, что Светлана, вслушиваясь в собственный голос, видит возникающую в пространстве архитектонику своих стихов .

В давно канувшую, но порой, кажется, все еще продолжающуюся советскую эпоху, были четкие градации поэтических поколений, связанные с жизненным преуспеванием. «Оттепель», потом «шестидесятников» сменил нескончаемый период, когда стихосложение превратилось в ремесло молодящегося круга лиц, вошедшего, как тогда говорилось, «в обойму». Застой породил кастовость в поэзии, слишком долгое ожидание портило душу, ломало поэтические судьбы посильнее любого действенного испытания.

Главным занятием «молодых» поэтов - на долгие годы! - стала бесплодная прибуфетная ЦДЛовская болтовня. Мировым рекордсменом по литературному ожиданию оказался в итоге наш автор Евгений Рейн - выхода своего первого сборника «Имена мостов» он ждал 16 лет! - 1978 -84 годы.

Светлана Шильникова нашла прекрасный способ избавиться от мучительного поэтического ожидания, доставшегося - чего уж греха таить! - и всем нам в наследство от «совка».

Шильникова ничего и никогда не ждала, и не ждет от поэзии, никакого материального воплощения, ни жизненных благ - а только явления её самой.

Поэтому у Шильниковой вышла единственная большая подборка в сетевом издании, и стихи обновляются, по мере создания, на «стихи.ру».

Говоря об этом, следует помнить, что у самого выдающегося, единственного великого поэта поколения Владимира Высоцкого, памятники которому стоят сейчас в десятках городов России, при его жизни было опубликовано всего два стихотворения...

«Музыкальный слух - неотъемлемая часть её поэтического слуха. Стихотворения содержат музыку интонационно, и ритмически, и на уровне инструментовки... Стихи Шильниковой тесно переплетены с жизнью, её дыханием, радостью и грустью. И между тем, это особенная жизнь, быть может, более живая, чем та, которая перед глазами...» - замечательно написала в предисловии к сборнику Надя Делаланд.

И Светлана Шильникова все время прислушивается к себе, чтобы не пропустить рождения в душе собственных стихов:

***

Разве этого мало,

дождем осыпая константы,

Говорить, городя электричками

выдохи станций,

Размножение лиц:

на колесах и в лямках, и в кепках.

Покидаю себя, беспокоину,

спящую крепко

На твоих рукавах-покровах,

на гладильных досочках.

Поторгуемся, странник,

ломайся и шибче, и звонче,

Что страна деревянная

в синем, как стынь, купоросе,

В сердцевине которой

распялен на башенках дроссель

Технарями. Они ж немтыри.

Глуховаты, промзонны.

Развяжи меня насмерть

и выплюни в город бессонный

Между веткой и веткой,

повернутой листьями в осень.

Ничего не останется,

Выльется,

Выпьется.

Осмос.

***

Время мое -

гладиолус на шатком плацу,

Луковка в рваном чулке,

августовская сетка

Листьев и скрепок,

которыми небу плачу,

Крышу промяв на Колхозной

со Сретенки съехав.

Чтоб торговать молоком

в треугольных плащах.

Новорязанским коврам,

хрусталям Краснопрудным

Синьку и снег вынимать

из газет, бормоча

Блюдцу последнему

от кузнецовской посуды:

Будто идут по мосту

надо мной поезда -

Мирные трубкой дымят

дорпроектов военных.

Уголь насыпался

в кривоколенный сустав,

И разгорелся,

немедленной требуя смены.

***

Спасибо всем за разворот плечей.

Прямее, справней. Это ль не работа?

Идти на свет за бряканьем ключей

Чужих, за запахом компота

В глубокой подворотне без конца,

Без выхода. Зовуще тлеет точка

И удаляется полётностью птенца,

Неловкой, ниспадающей к обочинам.

Просить свой страх немного погодить?

Отпущено сердечко на свободу.

Безвольно бьётся рвущаяся нить

Внутри. Дойти. Осмелиться на коду.

Как низок звук оконченных шагов.

Не эхо - послезвучие. Под локти

Подхваченная; худенький улов.

Уже не страх, а ужас будет торкать.

***

Позабудьте. Накройте тарелочкой

Пару выцветших замерших строк -

Пустозвонство и игры в пристеночек

Во дворах. За дома, за порог.

И в дожде, разгибаясь и потчуя

Влажной плетью скупое родство,

Пуповинной заботой непрочною

Не спастись. Угол простыни, вой,

Окрик, выкрик. И ртутью - под плинтусы.

И оттуда с цветами в зубах.

Август пропит и астрами выплеснут

С дачных мокнущих клумб. Впопыхах.

***

Спи, мой мальчик, сны вынашивай -

Звёздной сыпью небо выцвело.

Молоком томлёным ладушки

Пахли в детстве - запах выцежен.

И кому махнуть безгорестно,

Меж прощаньями прощение

Испросить? Дорога горбится,

Разбегается в расщелины,

Бузиною, волчьей ягодой

Зарастается, изранена -

И уже вдоль горла слякотно,

И уже по пояс каменный.

Выслужил дорогу верную

На подъём души, на памятке

Вышивая гладью тернии

И крестом меж них прогалинки.

Септаккорд

Пустеть и август костерить,

Пока он горемычно вьется

За сталинок глухой клистир,

Хрущевок краденое солнце.

За перелетные дворы,

В которых водка клокотала,

Ровнять с китайкой словари

Распроданного арсенала.

Над семенящими на свет,

Желтушной выгнувшись аллеей,

Держать неразрешённый септ-

Аккорд. Теперь еще пустее.

Еще изнаночней петля

На горловине кофты старой -

Ее давно бы расстрелять

И распустить на мемуары.

***

Я всё забываю кого-то обнять

И всё забываю кому-то сказать...

Той женщине в белом льняном пиджаке,

Что след поцелуя сжимает в платке

И машет озябшей печальной рукой

Без мысли воскликнуть простое: «Постой!»

Тот дом, утонувший в зелёной поре.

Бежать и рычать неприступное: «РРРэ!»

К нему, от него, отряхая извёстку.

Читать монолог на смущённых подмостках,

Срывая с земли обретённый покой,

С той, ранней, чуть дышащей... сердце, постой!

И, может быть, кто-то услышит меня

И что-то расскажет, тихонько обняв...

***

Мы петли друг у друга на строке -

Не говори со мной на языке

Родном, на прочих промолчи.

Сгорают листья, будто кумачи,

Майдан переходящие вразброс,

Сжимается меж ними старый пес,

Поводит носом - родинка, страна.

Я для тебя бессмысленно стара -

Сбиваемый качелями рассказчик.

Все выше. И торжественней и слаще

Раскачиваться, падать и вставать.

До осени осталось воскресенье

Еще одно. Не с нами и не с теми,

Кто жив и не желает воскресать.

***

Кому смолчать? - за уголками губ

Скрываются опущенные строки

И листьями метутся в даль дороги,

Едва скользнув на осени уступ.

И не вдохнув - разлуку откричать

В бомжующих домах, где стынет плесень

И где пространство площади так тесно,

Что сдавливает родинки, зачав

Дневальный свет. В нём топкие дела

Сухарь макают в чай, круги рождая,

Раскачивает девочка чужая

В родном дворе качелей удила.

И я пуста, как осень в ноябре,

Растратившая платину и злато

На гумус и гербарий. Безвозвратно.

Без права переписки днесь и впредь.

Проживая лето.

1. набросок

Купальщицы - штрихами карандашными.

Блестит река под девичьей рукой.

Марьянниками, лопухами, кашками

Венки щебечут - голову покрой.

Примерю, выпущу, легко отдав течению

Лучинный свет. За поворот в ночи

Скрывается невинное свечение,

Не забывая губы огорчить.

2. уединенье

Уединенье. В острый локоть

Бьёт древесиной пыльной кресло.

Дорога. Богова невеста

Рукою машет - сотни сотен

Сапог гремели, тёрли камни,

Играли стрелами, и луки

Ломали, словно эхо - звуки,

Решившие живыми кануть

В уединенье...

3. выйду

Выйду потихоньку, вас оставив,

Каждого с собой, с другим, с любимым,

С августом - выхлопывают ставни,

Яростно бранясь с ожившим ливнем

На крыльце - не докричусь до крыши,

Спой, сверчок, сквозь щель промокших досок -

Как любой, в свою уткнувшись нишу,

Намолчавшись, ищет отголосок

Слов разлучных: крылья или капли? -

Пелена, в которой лето стынет,

Завершая вдох ревнивым залпом

По назревшей горечи калины.

НЕНАЗВАННОЕ

1.

она заглядывала за зеркала,

высовывая язык, оставляла автографы,

нашарив рукой отраженья, ткала

немое начало кинематографа

и равенство рифм принимала, как дар,

данный взаймы на исходе возраста,

и этим училась держать удар

в неопалимом остатке воздуха

2.

Когда-нибудь молчальник станет снегом.

Когда-нибудь печальник - белым днём.

А я куплю конструктор детский «Лего».

***

Вечер свежестью наполнит

Тишину усталых комнат.

Может, кто-то в них не понят

Или просто так... напомнит.

И, как в детстве, на балконе -

То ли пони, то ли кони,

Просто мелкие лошадки

Скачут, скачут без оглядки...

Не хотите шоколадки?

Как работа? Всё в порядке?

Что-то в сон немного клонит...

Мчатся крохотные кони

В тишине усталых комнат.

Бьют копытами так звонко!

Я баюкаю ребёнка,

Что во мне живёт и тонко,

И почти беззвучно плачет.

Не решается задача,

Как построить жизнь иначе -

Вот такая неудача!

Словно в детстве, снятся кони

В тишине усталых комнат.

Аритмия

1.

ты прав, дорогой товарищ больничных будней -

болезнь, это когда провода обжимают грудь

вместо рук, обнажающих шейку, плечики, груди,

разрешая телу выдохнуть, но не вдохнуть

имя другого, голос - шизофрения

сердца, ногами толкающего смерть отца.

долго ли жить такому на аллапинине?

тянем мысочки - раз, два, три, снова трусца

по пересечённой местности парковых вешек -

прудики, кустики, клумбочки, деревца...

болезнь - это когда легко обещают нежность,

а потом догоняют и пользуют, как живца.

2.

выговариваю: я не нянька твоим слезам,

не кувшин из глины, изначально пустой, да звонкий.

преодпущенна, вдруг задёргается узда,

понесёт лошадка. хрупкий товар вдоль Конки,

упадая, укроет собой следы

ныне прохожих, назавтра упаших навзничь

у кувшинковой кромки тихой святой воды,

неприметившей нас, распростёртой слезой над нами.

3.

и когда, наконец, затихает боль,

вдруг становится шарканье всё слышней -

то ли дед идёт в свой последний бой,

то ли бабушка нянчит горшочек щей.

словно детство расстелено, как постель,

на которую прыгаешь свысока

с шифоньера, (окликнутая - пострел-

ка) решая ошибочно - ход с мыска,

с онемевших цыпочек. наугад -

травяное, снежное полотно

под тобой, отлетающей в вешний сад?

и не дай господь, чтобы "всё одно".

Сызрани

Этот город ведерных яблок, чесночной пыли,

Железнодорожных женщин в мазутных платьях.

Меня здесь няньки до смерти залюбили,

Качая в Волге, песком посыпая память.

Они читали Надсона - не себе ли,

В ладоши хлопали, сняв колыбельный полог -

В лицо врывался старушечий голос белый,

И дальше он плыл над Сызранью красной долго.

Над тем, что было когда-то случайным домом,

Паромной тягой, рыболовецкой сетью,

Дедушкой лениным в кепке металлоломной -

И нет ничего роднее на этом свете.

***

Когда мне время выйдет, наконец,

Сад вырастет и яблоки развесит

На вешалках. Заботливый отец,

Все соберет, рядком уложит в кресле,

Одно надкусит, маму позовет,

Чтоб гладила их бережно и долго -

Покуда сок не превратится в мед,

А капли будут впитаны подолом.

Я за него держусь, из-за него

Смотрю на лампу в темном коридоре:

Сочится свет, он пахнет молоком

И исчезает в яблочном притворе.

Камертон

Что-то крутится нежное в голове,

Будто мотив настройщика в раннем детстве

Камертоновом - деточка, не болей,

Тюк да тюк молоточком, не отвертеться.

Не увернуться от гамм, бумазейный шум

Вниз уходит, наружу сдвигая плиты,

Замирает над улицей - повишу

С ним и я, фортепиановый недобиток

Окаменевшего города, чей язык

Утекает вверх золоченой струйкой.

Только не слышишь ты никаких музык,

Но они стоят вертикалью струнной.

***

Направо тихая Ока,

Ока левее золотая -

В нее словесное макать

И уносить, уберегая

В бузинных дудочках фальцет

Под жарким выдохом рубашки

Такой, что и белее нет

И горестней и нараспашней.

БЕЛЫЙ ШУМ

Есть человек, который не болит

Внутри меня, и медом обойденный,

Он молоком младенческим полит,

А потому, крикливый и бессонный,

Не ждет письма, а жарит по утрам

Яичницу на раскаленном масле,

Дрожит слезой на кончике пера

Зеленолукового. Речь его опасна.

Как нежность паровозного гудка,

Как вязкий дым кальянных междометий,

Как музыка, когда она горька

Как белый шум на этом белом свете.

КУКЛА

Куклу ходячую вывела за руку мама

Ту, что в комоде на полке стеклянной живет,

Ливнем питается (в старой оконной раме,

В пензенской пилораме). Моих широт

Было немного - грибные окраины леса,

Волжская вобла, московские берега.

Я состояла натянутой заживо леской

Между портвейном и запахом молока

В кружке гремящей. По истринским косогорьям

Женщины ели малину, мужчины мед

Перебродивший. Девочки пели хором,

Мальчики поодиночке. Не зная нот,

Потусторонне соседи носили воду,

Долго читали карточки - на пальто

Гречку колечко табак, и с телячьей свободой

Старыми шинами яузский терли понтон.

После кричала с небес баба Груня глухая,

Мол ухожу, возвращаюсь обратно домой.

Ветер доламывал двери железные рая,

Ключ потеряв. И смородинной пахло войной.

Мосты

Мне очень нужно в город Петербург -

Там жизнь течет по рекам и каналам,

По островам, которым света мало

В прорехах между каменных фигур.

В парадный дом, мне втиснутый от роду,

Меня не признававший до поры.

Где брат молчал на сомкнутую воду

Над голосом потерянной сестры.

По Невскому, так буднично, так нервно,

Так по-московски сравнивая взгляд

С мостами, я поверила, что смертна,

До Ладоги дошаркав и назад

И снова. Петроградское отцовство,

Трамвай, меня качающий и дом.

Я шла одна по Кировскому мосту

По Троицкому тихим чередом.

Последствия разговора

Пройдет весна и мы поговорим,

Устойчивые отраженья грея.

Погонишь ты гусей на город рим,

В обратку самолетные аллеи.

И каждому вручат по ремеслу -

Ремесленник он тот же отраженный

От оружейных залповых услуг,

Карбидный шум, лечебный сахар жженый

Для горла твоего, от моего,

С застрявшей речью, с выгоревшей болью.

Не углядев, что дар, что воровство

В высоком безголосье травополья.

Геометрический этюд

дано: параллельно, по боку -

сорные нити вразлёт

ветром, дыханием, облако

загоризонтное шьёт

снег ли? опущенный занавес,

зыбкий перпендикуляр

меж обманувшихся адресом,

поездом, взглядом - малярь,

белый, слепой, перекрёсточный,

всеобнимающий ...хруст

ветки, закрашенной дочиста

духом, сорвавшимся с уст.

Мартовская бессонница

Боль - никому. Не смогу и вполголоса.

Слёзы в себя - как сосульки в весну.

Солона влага звенящего конуса,

В глотку кулак, а себя - на блесну.

Перетопчусь, перемыкаюсь. Мартовский

Воздух ревнив и мучительно свеж.

В нём захлебнусь. Лица, рожицы, маски,

Дни, суетливо пробившие брешь

В лучшем костюме. И в дерзкие чаяния

Кто-то швыряет цветной пластилин.

Трудно согреться об изваяние...

Плечи - в рюкзак, и в дорожные сны.

Стыки на рельсах - трусливые полосы,

В уши Вивальди (осенний сюжет).

Боль - никому, даже если вполголоса.

Руки замерзли.

И слёз больше нет.

Крепдешин

Господи, посади меня в самолет -

Чтобы летел недолго и приземлился

Там, где лицо по голосу узнаёт

Праздный читатель зацветших на воле писем

(Лето такое лето в чужом саду).

Скоро темнеет окно озимевших улиц,

Зябнут державы, иные стоят в меду,

Им истекают на обрусевшем устном.

Только откроешь рот, как снежок першит,

Беглый с небес по мою боевую душу.

И парашютом вьется над ней крепдешин

Мамин, в цветочек, выстиран и отутюжен.

"