Posted 9 февраля 2019,, 07:11

Published 9 февраля 2019,, 07:11

Modified 7 марта, 16:16

Updated 7 марта, 16:16

Лера Манович : "Жили-были кто-то, но не мы"

Лера Манович : "Жили-были кто-то, но не мы"

9 февраля 2019, 07:11
Поэтическая ясность взгляда возможна только и исключительно благодаря абсолютной внутренней свободе. Это осознанный и окончательный выбор Леры Манович.

Сергей Алиханов

Лера Манович родилась в Воронеже. Окончила Воронежский Государственный университет, Высшие Литературные курсы при Литературном институте им. А. М. Горького.Стихи печатались в журналах: «Арион», «Дружба народов», «Новый Берег», «Октябрь», «Урал», «Этажи», на многих литературных порталах. Автор сборников: «Стихи», «Стихи для Москвы». Лауреат Международного Волошинского конкурса. Стихи переведены на польский и немецкий языки. Пишет прозу. Магистр математики.

Отправляя свои стихи «по водам» времени, молвы и неопределенности, Лера Манович, собственно ни к кому и не обращается – ни «к лучшему адресату», ни, тем более, к слушателям тысячных залов, которые когда-то заряжались сами от себя. Перцепция, превалирующее самоощущение качеств своего творчества Манович – «ясность, точность, правдивость». Но эти качества так похожи на требования канувшего в бозе соцреализма!

Правда, точнее достоверность стиха Леры Манович поразительным образом раскрывает трагическую, мистическую сущность бытия:

«проигравшие едут в метро

читают утренние молитвы

проигравшие женщины едут стоя

мужчины спят под ними —

они еще помнят о приличиях …»

«…не нужен нам греческий ладан

и берег чужой

могилою пахнет рассада

гараж голубой»

«…троллейбус полз по мокрой мостовой

и шевелил ленивыми рогами

чужие угощали пирогами

своим хватало просто, что живой…»

И мне кажутся элитарными и даже парадоксальными её строки:

«и один маленький мальчик плакал и кричал,

что не хочет смотреть,

как жил великий писатель.»

А вдруг так и было, так есть, и это правда! Особенно, если смотреть без фильтров, которые навязли, и так прилепились к глазам, влезли в уши, что эти социальные фильтры не замечаешь.

Мой друг, известный когда-то кинорежиссер, который и текстуально знал, и зрительно помнил расположение абзацев всех 90 томов сочинений Льва Николаевича, и так вжился в чужую жизнь, что забыл о своей собственной. Когда же он осознал всю бесполезность этих нелепых знаний для себя и своей жизни, то было, к сожалению, уже поздно, и он ушел от нас.

А мальчики Манович - а они у нее изумительные! - вероятнее всего, втихаря уже шепнули своим смартфонам, нажали нужные кнопки, и уже ознакомились и с паровозами, и со сбрендившей от безделия бабой, и знают обо всех этих делах-пирогах и даже о «непротивлении» побольше любого экскурсовода, и потому понарошку капризничают:

«…в надломе поднебесной тетивы

тугую книгу мальчик раскрывает

и снова упоительно читает

мол, жили-были

кто-то

но не мы»

и еще:

«Скоро будет снег в России.

Святки. Первомай.

Спи, мой мальчик синий-синий,

Глазки закрывай...»

Одно из скрытых значений поэзии Леры Манович - никто не сбережет тебя самого от ненужного влияния, от избыточной, вредоносной информации. Сохраниться, остаться в образе и подобии Божьем дано лишь тебе самому, сделать это можешь только ты сам:

«Когда у человека нет себя

ему плевать на теплой жизни всходы

его судьба зависит от погоды

а радости — от дней календаря

Вот он стоит — растерянный и кроткий

у вечности на длинном поводке

с нелепой линией на маленькой руке

как школьник на трамвайной остановке...»

Подобная поэтическая ясность взгляда возможна только и исключительно благодаря абсолютной внутренней свободе. Этот осознанный и окончательный выбор Леры Манович подтверждает видео-беседа, в которой любезно принял участие и наш автор - поэт и издатель Вадим Месяц.

Профессор филологического факультета, поэт Юрий Казарин поделился: «Поэзия Леры Манович интересна и уникальна тем, что главный герой её стихотворений — время: время жизни, время смерти и время любви, когда социальная темпоральность, пройдя сквозь вербализованную трагедию, становится хроносом онтологическим, когда «всегда» переходит в «везде», а окружность трагичности просматривается сразу здесь и нигде. Нигде — значит, точно, — в тебе.»

«В «Cтихах для Москвы» есть то, что мы и ищем в литературе: смысл, точность, осознанность. Следуя традициям верлибра, автор делает немало открытий, используя слово как ключ к тайне бытия, но не разрушая при этом саму тайну» - написал Кшиштоф Шатравски - поэт, литературный и музыкальный критик.

«У Леры Манович редкий дар: рассказывать о возвышенном, не называя его, дарить метафизические переживания, повествуя о вещах обыденных» - о прозе Манович написала Мария Косовская, но это напрямую касается и её поэзии.

«Лера Манович пишет увлекательно и свежо. Тексты на стыке поэзии и прозы в наше время представляются мне наиболее актуальным жанром» - сказал Вадим Месяц.

Прошлым летом на «Даче на Покровке» прошла замечательная презентация сборника, в которой многие поэты читали стихи Леры Манович (видео Дениса Малинина) -

Взгляд Леры Манович, как решето, процеживает наше бытие, и это вовсе не творческий прием, а данность. Стихи, как и хлеб, отправлены в неопределенность - вероятнее всего не вернутся «сторицей», хотя знать об этом заранее не дано.

Может быть, они останутся в сердцах людей, как, например, в моем сердце:

***

Суженым звался, названным

Поутру стал ничей,

Ад – это недосказанность,

Путаница вещей.

Счастье играет розгами,

Пеной сползает с ног,

Благословенье роздано

Солью через порог.

Будет и шепот яростный,

И поцелуй в саду.

Не доставайся старости,

В детском умри бреду…

***

Так спешила к тебе

что обогнала автобус

троллейбус

и желтую машину реанимации

старуха на переходе

замахнулась палкой

женщина с коляской для двойняшек

впустила в меня

кислоту материнского гнева

дверь в квартиру

была открыта

ты громко спал

винные мушки

роились над горлышком

пустой бутылки

я села в кресло

чтоб любоваться тобой

и время остановилось

ты открыл глаза и сказал

ты вечно опаздываешь

это невыносимо

ОВЦЕ

В преддверии войны или конца

Любовь и нежность раздаются даром

Гуляй, моя блаженная овца

По пастбищу вселенского пожара

Стираются на картах города

Пророческие оживают строфы

И закипает черная вода

От жаркого дыханья катастрофы

Вселенную не смея обмануть

Звездой сорвешься, пролетишь над садом

И упадешь в божественную муть

Бессмысленного, трепетного взгляда

***

Зубная боль пульсирует так сладко

Будто маленькая мясная лошадка

Опускает и поднимает голову

Я представляю больной зуб колодцем

В который она тычется нежной мордой

Чтобы напиться

Сегодня выпал самый белый снег

Машины оставили на дорогах нежные синусы и косинусы

И всё чужое

Я не узнаю улицы и дома

Деревья у подъезда изогнулись по-новому

Звук дверного звонка фальшивит как пьяный

Я не узнаю слова. 'Прощай', 'никогда'.

Буквы ловят косыми ртами снег

Притворяются, будто ничего не будет

Но все будет: и блеск крутящегося сверла

И влажные глаза врача над зеленой маской

И чистота и колючий шорох

Нежная лошадь

Поднимает окровавленную морду

И долго смотрит кому-то вслед…

Нищие

идешь тайно

а они стоят

всё видят

с банками и стаканчиками

с костылями и обмотками

с вечным ‘спраздником’ во рту

Господи

убереги меня от нищих

пусть отступят

им и так хорошо

у них Бог воскресает

каждую неделю

а у меня только раз

не хочу давать им бумажные

пусть громыхают

железом моей скупости

пусть идут

пока не получили

камень

ножницы

бумагу

я боюсь их сильнее

чем тебя

у них нахальные улыбки

и след от капучино

в стаканчике для подаяния

приди и уведи их

как псов от калитки

дай мне войти

Рояль

любимый

купи мне рояль

я видела его

в витрине за стеклом

он стоял на вершине

белоснежного торта

маленький рояль

из черного шоколада

так устала, что музыка

уже не звучит во мне

дома я заварю чай

и откушу ему ножки

одну за другой

черно-белые клавиши

застынут на моей губе

треугольную крышку

я буду долго гонять за щекой

я заем эту ненужную

эту лицемерную красоту

краковской колбасой

и желтым сыром

и лягу рядом с тобой

ты еще любишь меня?

тогда купи мне рояль

***

утром

в сверкающем золоте листвы

на теплом

канализационном люке

сидели бездомные кошки

величественные как сфинксы

вальсируя

листья падали с деревьев

кошки поднимали острые морды

белая

рыжая

черная

я любовалась ими

стоя рядом с домом

ничтожная в своей мятой шляпе

в своей древней зависти

зная что

никогда

никогда

никогда

даже через тысячу лет

не сумею так гордо сидеть

на канализационном люке

КО ДНЮ РОЖДЕНИЯ КУСТО

мой отец ушел от матери

потом ушел от женщины

к которой ушел от матери

и от женщины

к которой ушел от женщины

к которой ушел от матери

теперь он прописан

на улице Жака Ива Кусто

в Новой Усмани

деревенские грамотеи

не понимают в склонениях

они написали в его паспорте

улица Жака Ив Кусто

отец расстраивается

из-за этой ошибки

из-за всех ошибок

он ушел бы снова

но идти больше некуда

мой грустный отец

с улицы Жака Ив

Парикмахерши

держат в руках чужие головы

грустные потомки Далилы

они похожи на усталых актрис

Женщина на соседнем кресле

просит сделать с ней что-нибудь веселое

у нее красноватый кончик носа

и рот, опущенный вниз,

она похожа на цветок

который растоптали

Ей делают светлые, легкие кудри

теперь она похожа на девочку

которой пересадили лицо

Таджичка

сметая белые волосы

говорит по телефону

на тревожном языке

«Как же ты говоришь

«люблю тебя»

а сердце твое не со мною?»

говорит она

«Ты трижды обманул меня

и не сказал мне» - говорит она

и выбрасывает

волосы в корзину

Парикмахерши с лицами старух

и фигурами школьниц

курят у входа

пока перекись водорода

заставляет волосы

забыть свой цвет

забыть прошлое

Здравствуйте, парикмахерши

я принесла вам

свою голову

я сажусь перед зеркалом

и сила уходит из меня

Харон смазал уключины и ждет

***

из контурной карты изъята

мелеет река

теперь межоконная вата

несет рыбака

земли материнской отрада

ограды столбы

и серое небо над садом

валит из трубы

не нужен нам греческий ладан

и берег чужой

могилою пахнет рассада

гараж голубой...

Пасечник

моя приятельница

вышла замуж за сына

испанского пасечника

я видела фотографии

старики всего мира

одеваются как братья

предпочитая коричневое и синее

они похожи как пчелы

та же пластиковая мебель

во дворе увитом виноградом

паэлья — это желтый рис

мать жениха — бывшая женщина

моя приятельница

невестка испанского пасечника

сорок километров до моря

шестьсот метров до кладбища

он кадит дымом

как священник

и улыбается

как чокнутый

Бессонница

этой ночью

как никогда

мне нужна собачка

вертлявая сучка

с маленькой красной пастью

вы когда-нибудь

клали палец

в раскрытый щенячий рот

с острыми как иглы

неопасными зубами?

щенячий рот — сотворение мира

оттуда начинается

все горячее и скользкое

все молодое и твердое

сильное и слабое

злое и ласковое

красное и черное

как жаль

что я не могу войти в собаку целиком

и исчезнуть

но если я положу палец

в её маленькую

красную пасть

то смогу уснуть…

Мальчик

Стоя перед иконой Богородицы

забыла о чем хотела просить

я думала о другом

О том

что у меня нет

и вероятно уже никогда

не будет сына

Я стояла

и с ревностью

рассматривала Её сына

так матери в поликлинике

смотрят на чужих младенцев

Нарядный веселый мальчик

совершенно здоровый

и еще не распятый

смотрел на меня

и улыбался…

***

не люби меня

потому что устанешь

и не принесу тебе

ни мальчика

ни девочку

ни кофе в постель

я — червяк

у меня в животе

земля

***

всё медленно

невыносимо медленно

будто ты в самолете

идешь за тележкой с напитками

глядя на номера рядов

на шею бортпроводницы со свежим укусом

рыба или мясо?

они каждый раз спрашивают об этом

пока ты в воздухе

давай поиграем в эту игру на земле

я устала от мяса животных

от птиц и рыб

приятно знать

что спасательный жилет

под моим креслом

Колокольчики

Скоро будет снег в России.

Святки. Первомай.

Спи, мой мальчик синий-синий,

Глазки закрывай.

Спят гиены и вороны.

Ордена отцов

Мирно дремлют в тихом звоне

Нежных бубенцов.

Отчёт о поездке в Ереван

Совсем не помню, чему меня учили на литературных курсах

унылое сборище неудачников, пенсионерок и домохозяек

скучная тетка в очках с большими напряженными икрами

рассказывала нам про Илиаду и Одиссею

помню гул автомобилей за окном

и заслуженного поэта Татарстана

клюющего носом на первой парте

***

Не пропадай. В какой унылый край

Земная ось качнула это лето?

И почему-то женщин очень жаль,

Когда их сумочки подобраны по цвету

К плащу. Печален неба свод,

И листья каждой жилкой кровоточат

И всё желтеет, тлеет и гниет,

Но сдаться увяданию не хочет.

Ты плачешь оттого, что ты живой,

А всё прошло. Пчелою пролетело.

Так плачет дерево под медленной пилой,

Цилиндрами своё теряя тело,

Так плачет мать, кроватку теребя,

Невыбранное имя повторяя,

И я как никогда люблю тебя,

И я как никогда тебя теряю.

***

когда меж огородов дач и вилл

бродило лето бедрами качая

тебя любила я и ты любил

и шевелились лодки на причале

и темный колебался водоем

и ласточки так низко гнезда вили

мы шли на нерест — люди нас палили

как двух б … под красным фонарем

так дерни, милый, выдави стекло

к чему нам паcторальные картины

гарпун держать ровней поможет спину

согреет пульс электроволокно

пока на кафедре физических наук

какая-нибудь Белла или Ада

не зафиксирует реакцию распада

стучи хвостом, мой серебристый друг

Баллада о проигравших

проигравшие едут в метро

читают утренние молитвы

проигравшие женщины едут стоя

мужчины спят под ними —

они еще помнят о приличиях

в окна проигравших не светит солнце

они перемещаются под землей как черви

ангелы не видят тех кто под землей,

демоны не видят тех кто под землей

друг друга не видят те кто под землей

земля как столетний ворон

научилась говорить человеческими голосами —

мужскими и женскими

земля презирает проигравших

она говорит им: «сохраняйте спокойствие»

говорит: «следующая станция»

снова и снова повторяет: «следующая станция»

и её черное горло трясется от смеха

***

смеркалось. над распахнутой землей

томился постоялец неподвижный

и воздух надрывался тишиной

когда веревки опускались ниже

корней и трав. и снова вверх ползли

и на ладонь ложились как ручные

все подходили, брали горсть земли

не зная почему, но так учили

и было странно обрывать дела

и в землю класть непрожитое тело

и безутешно плакала вдова

но к осени опять похорошела

***

моя первая учительница

Шалтай-Болтай Александра Васильевна

живет в синей папке с завязками

у нее есть только лицо

черно-белый портрет

в овале

она окружена

маленькими овалами

как королева-матка

среди кладки

детских лиц

в муравейнике школы

спите спокойно

Александра Васильевна

нету у нас больше ни спичек

ни сигарет

мы вымерли

так и не вылупившись из овалов

захлебнулись в проявителе

нам как мамонтам

не хватило тепла

и теперь мы

глянцевы и покорны

***

деревья и заборы пролетали

и деревень кладбищенские виды

когда везла тебе из серых далей

окрепшую на воздухе обиду

в вагоне пахло пеплом и грибами

старик никак не мог найти билета

и всё ровнял дрожащими руками

набухшую от осени газету

все электрички шли по расписанью

и стрелочник в каморке привокзальной

теряя смысл твердил, чтобы позвали

какую-то неведомую Таню

луна на всё светила бесполезно

и поводя сухим янтарным веком

следила как нутро змеи железной

исторгнет на платформу человека

***

Вздыхал натруженный причал

Пустотами вбирая влагу

И ты на станции встречал

С цветком завернутым в бумагу

На новой плоскости земли

Почуяв новые тропинки

Нас по булыжнику вели

Невозмутимые ботинки

И город c площадью пустой

Кустом топорщился у входа

И в номер чистый и простой

Звала усталая природа

***

стояли и курили, ждали чуда

но осень желтый выдала билет

покоя нет, и счастья тоже нет

мне б просто унести себя отсюда

троллейбус полз по мокрой мостовой

и шевелил ленивыми рогами

чужие угощали пирогами

своим хватало просто, что живой

любовь текла в израненном стволе

томилась в хирургических отходах

свистела в легких мертвых пароходов

и окликала лезвием в спине

в надломе поднебесной тетивы

тугую книгу мальчик раскрывает

и снова упоительно читает

мол, жили-были

кто-то

но не мы

Ventspils

сегодня никто не купит

цветы на рыночной площади

старуха в большой шапке

уйдет печальная

квадратные часы

замрут от удивления

баянист на Katrinasiela

не поднимет глаз

cлишком рано для прощания

зачем мы покидаем Вентспилс?

простреленная голова фонтана

смотрит с укоризной

цветные спины коров

остывают на ветру

никто не погладит

траурные бока сухогруза

с белым клеймом

мы покидаем Вентспилс

руки женщины

взбивают в мансарде подушку

и она забывает твой затылок

ночной шепот

повис между рамами

город ускользает

из рук

как мелкая рыба

и соль остается на чемоданах

АБСТИНЕНТНОЕ

Не говори ‘спасибо’

Тонок весенний лед,

Слишком большая рыба

Сети твои порвет

Вспять потекут, изыдут

Реки, ручьи, пруды,

Мертвые в поле выйдут

Выпив живой воды

Над алтарями копоть

Вместо зари взойдет

Что твоя страсть и похоть?

Слизь и набухший рот,

Мяса, костей изгибы,

Космос над дурачком

Злится большая рыба,

Красным глядит зрачком…

***

однажды он сказал ей -

тебе очень идет черный цвет

через месяц они расстались

с тех пор она как вдова ходит только в черном

и терпеть не может комплименты

говорят, что самые прекрасные цветы

вырастают на полях наших скорбей

но отчего тогда лица говорящих

так печальны

от че го

***

опять опять отпускаю тебя, любовь

с ужасом смотрю, как ты переходишь улицу

становясь все меньше

в этом весеннем городе

похожем на большую прачечную

я смотрю и смотрю тебе вслед

не замечая мальчика в окошке Макдака

который уже минуту кричит мне в лицо:

свободная касса!

***

Просят девки тепла и ночлегу

и глаза их коровьи грустны

по живому по пухлому снегу

ты бежал от весны до весны

неизбежные шли в неизбежность

дорогие ложились на стол

безымянную тихую нежность

ты берёг словно табельный ствол

износил по плацкартным вагонам

желтизну дорогих эполет

и тянулся по перегонам

дым отечества из сигарет

но покуда отчаянно воя

рыщут бабы в любовном стогу

уходи. ты родился героем

ты умрешь на бегу

* * *

Во сне

напялила цветные колготки.

Ноги были длинные и толстые,

как трубы парохода,

как те деревья в Ясной Поляне,

куда нас привезли на пыльном автобусе,

и один маленький мальчик плакал и кричал,

что не хочет смотреть,

как жил великий писатель.

***

Когда у человека нет себя

он ластится к рассветам и закатам

к чужим плечам, безвольным и покатым

и даже к очевидности дождя

Когда у человека нет себя

ему плевать на теплой жизни всходы

его судьба зависит от погоды

а радости — от дней календаря

Вот он стоит — растерянный и кроткий

у вечности на длинном поводке

с нелепой линией на маленькой руке

как школьник на трамвайной остановке

ПРОФЕССОРУ ДЖИМБИНОВУ

Зачем, учитель мой, опять

твой взгляд печален,

Никто не хочет умирать,

Die Blätter fallen*

Всё предо-о-пределено,

На дни разъято,

Вот тополь поделил окно

На два квадрата.

На крышу влезешь, cмотришь вниз —

Заплаты-латки.

Вот Полетаев на карниз

поставил тапки.

И сам ты тут не навсегда

Такой тревожный,

А самолеты-поезда

Умрут чуть позже.

Всё — только улиц тишина

На миг притихших.

Моргнет и скатится луна

За ворот крыши.

** *

Это с птицей прощается ветер

и крылом к подоконнику льнет,

это наши прозрачные дети

тянут руки из синих болот.

Это слово распалось на слоги,

первоцвет заблудился в весне,

это дремлет в приюте безногий

спотыкается в радостном сне.

Это рыба на сушу выходит,

задыхаясь на трудном пути,

это что-то проходит-проходит

и никак не умеет пройти.

"