Posted 6 ноября 2007,, 21:00

Published 6 ноября 2007,, 21:00

Modified 8 марта, 08:23

Updated 8 марта, 08:23

Хоровод старушек

Хоровод старушек

6 ноября 2007, 21:00
В рамках программы фестиваля для детей «Большая перемена» в столице показали недавнюю петербургскую премьеру – «Преступление и наказание» театра «Кукольный формат». Взяв фрагменты классического романа Достоевского, режиссер Анна Викторова добавила тексты Пушкина и Хармса, дав свою версию истории незадачливого Наполеона

Программа фестиваля «Большая перемена» пока больше всего напоминает кучу-малу, где смешались театры со всего мира (от Мексики до российской глубинки). Премьерные постановки соседствуют с постановками, идущими десятки лет (тут рекордсмен – «Синяя птица» во МХАТе имени Горького, век назад поставленная Станиславским). Спектакли для «самых маленьких» перемежаются спектаклями, ориентированными на старшеклассников (в афише рядом с названием спектакля, датой и местом проведения указан минимальный возраст зрителя). Поэтому британский «Тэдди в рюкзаке», повествующий о приключениях плюшевого медвежонка, сосуществует с жесткой новой драмой – «Собирателем пуль» Юрия Клавдиева. А яркие «Сказки на всякий случай» РАМТа встречаются с изысканными «Метаморфозами» Ильи Эпельбаума, отслеживающего процесс старения человеческого лица.

Но, пожалуй, больше всего в программе – адаптированной классики. Тут и «Муму» Тургенева из МДТ – спектакль, на котором выросло не одно поколение питерских зрителей. И «Молодой Гамлет» Пола Хармана, в котором дух датского принца рассказывает о своих семейных конфликтах с теткой-матерью и дядей-отчимом. И, наконец, кукольное «Преступление и наказание», привезенное питерским театром «Кукольный формат». Режиссер и художник Анна Викторова продолжает цикл инсценировок, начатых нашумевшим «Всадником CUPRUM».

Петербург Достоевского в этой постановке окрашен в желтоватый цвет. На цоколях мрачных домов загораются окна, и теневые силуэты истерически ругаются, исповедуются, выясняют отношения: «Я чулки ее пропил!..» «А потом Соня вернулась и положила на стол тридцать целковых»… «Старуха-процентщица сестру тиранит, бьет ее смертным боем»…

Среди людей-теней гуляют люди-марионетки – Раскольников, его мать и сестра, Соня, старуха-процентщица, ее сестра Лизавета. Пожалуй, лучшая сцена спектакля – Раскольников, пришедший к старухе с фальшивым закладом в одной руке и топором в другой. Бьют часы, старушка пытается развязать сверток. А Раскольников пытается вытащить топор из-за спины и снова его прячет, увидев повернувшееся к нему лицо процентщицы.

Преступление в этом спектакле поставлено точно по автору. А вот «наказание» Раскольникова Анна Викторова решительно переосмысляет. Родиона Раскольникова начинают преследовать призраки старухи. Она разгуливает у него по дому, усаживается в его кресло, командует им. А то является Пиковой дамой, распевая известную арию Чайковского «Три карты» и уговаривая Раскольникова жениться на убитой Лизавете. Старухи множатся: вот по комнате бегают две одинаковые старушки, потом четыре. Дальше – больше. И вот по сцене тянется бесконечная вереница старушек. И тут уже не только Порфирий Петрович не нужен, но и угрызения совести оказываются абсолютно излишними. Раскольников не столько изнемогает под бременем вины, сколько абсолютно запуган преследованиями выходцев с того света.

Сильно оглупив коллизию Достоевского, режиссер прервала историю Раскольникова практически на полуслове. Ни покаяние, ни наказание, ни раскаяние в эту историю студента, запуганного бабушками-резвушками, явно не вписывались.

"