Posted 2 августа 2004,, 20:00

Published 2 августа 2004,, 20:00

Modified 8 марта, 09:48

Updated 8 марта, 09:48

Борис Хмельницкий

Борис Хмельницкий

2 августа 2004, 20:00
40 лет назад он пришел в театр на Таганке. Играл ведущие роли, писал музыку к спектаклям. После вынужденной эмиграции руководителя театра Юрия Любимова в 1982 году Хмельницкий ушел из Таганки. «Знают все оленьи тропы, точно линии руки! В прошлом – слуги и холопы, ныне – вольные стрелки» – эти строки из баллады Владимир

– Вы не жалеете о своем уходе из Таганки? Легко ли актеру жить «на свободе»?

– Свобода для артиста – испытание. Многие спиваются, теряют себя. Меня два года после ухода из театра никто никуда не приглашал! Спасали концерты – от общества «Знание», Общества книголюбов и т. д. Надо и через такое пройти. А потом пошло-поехало.

– Вы считаетесь пенсионером?

– Если формально, то да, считаюсь. Но что такое «на пенсии»? Пенсия – это характер человека и состояние духа! Идем мы как-то с дочкой по парку. Она мне говорит: «Папа, ну как ты ходишь?! Сутуло как-то, вяло!» И вот эта фраза на меня подействовала! Сам замечаю, некоторые люди в возрасте еще немного «играют» в это. Им нравится показывать, что они «умудрены» опытом во всех смыслах.

– Вы не из их числа?

– Нет, конечно! Наоборот, нельзя расслабляться! Могу привести в пример наших замечательных артистов – Владимира Зельдина, Людмилу Касаткину, Клару Лучко! Роскошно выглядят! Я восхищаюсь ими. А бывает, люди в 20–30 уже смотрятся на пятьдесят. Важен настрой человека на жизнь.

– У вас настрой боевой?

– Абсолютно! Снимаюсь, выступаю, устраиваю концерты, вечера разные. Не так давно у меня вышел диск с песнями. А сейчас с Янкловичем (бывшим главным администратором Таганки. – Ред.) сделали несколько вечеров памяти Володи Высоцкого. Я там выступил как автор и режиссер.

– А не тянет вернуться на Таганку?

– У меня хорошие отношения и с Любимовым, и с Губенко – мой портрет до сих пор висит в театре. Но наступил момент, когда я понял, что хочу лично отвечать за все, что делаю на сцене и в кино. Хочу сам отбирать то, что хочу сказать, прочесть, спеть. Однажды мы сидели с Володей Высоцким в гримерке перед спектаклем «Гамлет». Он говорит: «Слушай, никак не могу понять. Вот смотрю американское кино – они не лучше наших играют, но у них есть одна «феня», которой у нас нет». Говорю, чего у нас нет? Володя – мне: «У них актер свободен. Вот он в кадре – это уже ОН играет, а я выхожу в Гамлете и все равно подсознательно смотрю на Любимова или проверяю себя – верно ли? Вот это наше рабское!»

– Любимов – режиссер-диктатор?

– Они все маленькие диктаторы! Я сказал это им прямо в лицо – вы власть. Человек, который стоит у власти, – будь он директором завода или руководителем театра – должен обладать высочайшей духовной культурой и уважением к своим подчиненным. Неважно, кто ты, актер или рабочий сцены. Меня лучше похвалить. Похвала рождает ответственность. Помните, как в «Золушке»: «Как вредно не получать похвалы, когда ты этого заслуживаешь! Так ведь и заболеть можно».

– В кинематографе у вас сложился образ «романтического героя». А в жизни?

– У каждого актера есть один-два фильма, по которым его помнят. У меня это «Стрелы Робин Гуда», для которого Высоцкий написал баллады. Удивительная штука: я относился к этой картине спокойно. Понимал, что хорошее кино, но не понимал, насколько! Тут на днях смотрю «Робин Гуда» с Кевином Костнером. Ничего общего с нашим! «Стрелы» были точным попаданием в жанр романтического кино! Это очень трудно сделать. Никогда нельзя смешивать одно с другим. Играешь сегодня в мыльной опере, значит, надо играть по законам мыльной оперы! У нас были красивые герои, красивая история, борьба добра и зла. И злодеи не такие уж плохие. В хорошем кино вообще плохих злодеев нет. Баба-яга, например, разве плохая? Обаятельная! А «Однажды в Америке», «Крестный отец» – разве это бандиты? Это образы, созданные гениальными актерами.

– Не боитесь, что зло может стать притягательным?

– Вот в этом-то и весь фокус! Ты сыграй и сними злодея так, чтобы дети в этого злодея играть не хотели! А у нас в фильмах пытаются все изображать «по-настоящему», как в жизни. Только в жизни жестче. И дети теперь играют не в дочки-матери, а в бандитов, проституток и разноцветных! Им такую рекламу сделали!

– Кино должно убегать от реальности?

– У американцев в 30-е годы тоже грабили и убивали на улицах. Но они быстро сообразили и стали снимать фильмы с хеппи-эндом – музыкальные, добрые, веселые. Микки-Маусы всякие, «Серенада Солнечной долины»... И только когда нация «остановилась», появились все эти «бандитские» ленты. Уже в 60–70-е годы! Наша нация пока к этому не готова, мы заигрываемся в эту игру.

– Вопрос «мужской» – про бороду. Вы носите ее смолоду, хотя обычно актерам это не дозволяется. Как так?..

– Отпустил для съемок в фильме-опере «Князь Игорь». После отпуска прихожу в театр, а Любимов меня увидел и говорит: «Значит, так, классная борода. Сбреешь – уволю из театра!» Я думал – шутит. Ведь он даже сильного грима не признавал! А он: «Я знаю, что в идеале актер должен быть лысым. Но Чарли Чаплин-то с усиками! А как играл! Ты так сыграй, чтобы я не думал, с бородой ты или нет!» А я играл Маяковского и других узнаваемых людей. Он сказал – ты сумей суть характера передать! В нашем спектакле «Послушайте!» вместе со мной было пять Маяковских. И все разные – Золотухин, Володя Насонов, Веня Смехов, Высоцкий.

– Кстати, вам не мешало ваше сходство с Высоцким – хриплый голос, например?

– Не мешало. Тем более Володя не первоисточник в смысле хрипоты. У нас были там с хриплыми голосами такими, что… Борис Буткеев, например. Основателями Таганки были мы, щукинцы, участники спектакля «Добрый человек из Сезуана». А потом пришли Высоцкий, Коля Губенко, Филатов, Любшин, Бортник, Шаповалов, Золотухин. Вы говорите, голоса похожи! У нас, у актеров, как? Что-то понравилось, запоминаешь: хорошо, верный ход. Обмен опытом.

– Ваша дочь Дарья – тоже актриса?

– Она окончила Щукинское училище. Потом снялась в двух фильмах, которые никак не выйдут. Сейчас заканчивает архитектурный институт по классу дизайна. Актерская профессия ненадежна. Сегодня играешь, завтра – нет. Прекрасные актеры находятся в забвении, не снимаются десятилетиями! Я тут узнал, что Юрий Яковлев почти ничего не играет в театре. Преступление!

– После развода с Марианной Вертинской дочь осталась с вами. Было сложно?

– Воспитывать? Да никаких сложностей. Сложность одна – какой человек в результате получится. А само воспитание – встать пораньше, накормить, проводить в школу, научить чему-нибудь – разве это сложно?

– Очень редко дети остаются с отцом…

– Почему-то у нас считается, что ребенок должен оставаться с матерью! Это беззаконие! (Смеется.) Тут никакой давиловки быть не должно. Пусть остается с тем, кто больше любит. Если не получилось у двоих быть мужем и женой, надо договориться во имя любви к ребенку. Важно, чтобы после развода ребенок не чувствовал себя обездоленным.

– Даша не в обиде на маму?

– Нет-нет. Это жизнь. У нее прекрасные отношения с матерью. Даша очень уважает свою тетку – Анастасию Вертинскую. Она для нее авторитет. Больше никто. Даже не я. Настя! У них контакт. А у меня еще есть сын, вот перед ним я виноват – мало внимания уделял.

– Домашнюю работу делаете?

– У нас нет разделения – «мужское» и «женское». Надо будет – приготовлю обед, уберу квартиру. Разве для мужчины зазорно помыть посуду? Мужчина – он тогда мужчина, когда может и посуду помыть, и коня на скаку остановить. Если любит! И чашку чаю принести, и белье сдать. Почему-то считается, что это «немужская работа»! Ай-ай-ай!

– Вы женаты сейчас?

– Бросили! Мужик вроде хороший. Взяли и бросили! Чем не понравился? Непонятно! (Смеется.)

– А сколько раз влюблялись?

– Знаете, есть однолюбы – полюбил одну женщину и на всю жизнь. А я каждый период жизни влюблялся. С детского сада. Мне было 5 лет, как же ее звали-то… Свистунова!!! Она старше меня была лет на десять. Но я ревновал. Мы в одном доме жили… Да, были сильные чувства, хорошие.

– К Свистуновой?

– Да нет, это детское. Были несколько раз периоды мук, страданий, переживаний… Я всем своим женщинам благодарен.

– Был ли у вас в жизни поступок, которым вы гордитесь?

– Знаете, жизнь вообще должна состоять из поступков. Я люблю выражение «благодеяние». У меня есть тяга к «благодеяниям». Но никогда нельзя о них говорить. Сделал – и сделал. Дай Бог, чтобы эта тяга меня не покинула. Я человек верующий. При этом нормальный, современный человек, и ничто земное мне не чуждо. Кроме одного – сделать подлость, через кого-то перешагнуть.

– А если случайно так вышло?

– Тогда имей мужество извиниться. Это никак не унизит твоего достоинства.

– Но при случае за себя постоять можете?

– Вообще – да. Я мальчик спортивный. Были истории. Первая в детстве. Я был суперзаика с четырех лет. Логопедов всех прошел, и в театральный-то потом поступил, чтобы доказать себе! Так вот в 4-м классе меня направили в Киев к знаменитому профессору Деражне лечиться от заикания. У него был метод, как у Демосфена.

– Камешки за щеку?

– Да, камешки – и на берег моря. Море шумит, а когда заика не слышит своего голоса, ему легче говорить. И вот я приехал в Киев. Меня поселили в одной семье, определили в местную школу. Захожу в первый раз в свой класс, меня представляют, спрашивают: кто, чего, откуда. Я отвечаю и начинаю заикаться. А впереди сидел мальчик, здоровый такой, самый сильный в классе, как потом выяснилось. Он поворачивается: «А-а, заика!!» Не успел он закончить фразу, как я схватил чернильницу и стал его лупить.

– Больше не дразнили?

– Нет, но хотели выгнать из школы. Я пришел к Деражне, а он говорит: «Молодец! Так и надо! Хотя лучше, конечно, после уроков». Больше меня никто не дразнил.

– То есть все решают кулаки?

– Если тебя оскорбили, ответь. Но незаслуженно ударить человека? Нет, никогда! Вот за женщину могу вступиться, бывало такое. И дело не в кулаках. Надо не дать себя атаковать, надо морально победить. Сила духа важна, характер.

– А как вы приобщились к вере?

– Лет 7–8 назад возникла идея снять фильм о святых Борисе и Глебе в Киеве. И у одной моей знакомой духовником был схиархимандрит, настоятель монастыря отец Феофил, старец. Она показала ему мою фотографию. Он сказал – пусть Борис приедет ко мне. Я тогда был не то что неверующий, но никогда об этом не думал и в храм не ходил. В результате решил поехать, получить благословение. Увидел отца Феофила и сразу понял – «божий человек». Красивый, светлый. Он оставил меня пожить недельку с монахами в пещерах при монастыре, и там я как-то естественно понял, что мы многое про этот мир не знаем.

– В монастыре происходило что-то чудесное?

– Я видел, как изгоняют разные недуги, бесов, и даже снял документальный фильм об этом. Батюшка благословил. В конце сюжета я задал вопрос: «А что дальше? Когда апокалипсис?» Батюшка ответил, что в мире накопилось столько зла, что если человечество не одумается, Господь может не выдержать. Я так понял, что речь идет о каком-то вполне обозримом времени. Так что обстановка серьезная.

– А как он относился к вашей профессии?

– Я как-то спросил: «Что же мне делать, артисту? Ведь не положено в шкуру чужого человека влезать!» На это он улыбнулся и сказал: «Тебе – можно. Важно, с какими мыслями и чувствами ты выходишь на сцену. И во имя чего».



Справка «НИ»

Борис ХМЕЛЬНИЦКИЙ родился 27 июня 1940 года в городе Уссурийске Приморского края. В 1961 году он окончил Львовское музыкальное училище, в 1966 году – Театральное училище имени Щукина. В 1964–1988 годах работал в Московском театре драмы и комедии на Таганке. В кино дебютировал в 1966 году. Его первая роль – поэт-солдат в фильме Леонида Осыки «Кто вернется – долюбит». С тех пор снялся более чем в сорока картинах, в том числе в фильмах «Красная палатка» (1969), «Стрелы Робин Гуда» (1975), «Дикая охота короля Стаха» (1979), «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго» (1983). Автор музыки к спектаклям театра на Таганке и к художественным фильмам «Первая любовь» (1966) и «На короткой волне» (1977).

"