Теракт в Крокусе: первая ночь после бойни глазами врачей из института Склифосовского

Анна Снежина

— Когда дочка младшая сказала: «Мама, там какие-то странные звуки, я не восприняла это всерьез. А это оказались первые выстрелы в вестибюле. Прицел, выстрелы, трупы. Прицел, выстрелы, трупы», — рассказывает женщина, раненая в теракте в «Крокус Сити Холл» 22 марта в Москве. Она, как и десятки пострадавших в тот вечер, оказалась в реанимации Института скорой помощи имени Склифосовского.

Институт скорой помощи имени Склифосовского всегда работает 24/7 — и всегда в режиме ЧС, экстренный протокол отработан до блеска, но… даже для повидавших всё на свете врачей ночь 22 марта стала особенной.

Как только появились первые новости о теракте в «Крокусе», врачи и медсестры, реаниматологи, санитарки, администрация — не дожидаясь особых распоряжений — сами встали и помчались в родные стены. Они точно знали: работы будет много.

— Никто никого не вызывал, просто все приехали и все встретились здесь — все профессора, все руководители и заведующие отделений, операционные сёстры, анестезиологи. В первые 20-30 минут были доставлены самые тяжелые пациенты — кто с минно-взрывной травмой, кто с огнестрельными ранениями, мужчины и женщины, все тут были, — рассказывает Шамиль Байрамов, замглавного врача по гражданской обороне.

— Когда я приехал, коллег было уже достаточно много: и хирурги всех профилей, и реаниматологи, и комбустиологи, травматологи — все были здесь, рассказал Станислав Бадыгов, заведующий противошоковой реанимацией.

— Это профессиональный долг, прежде всего, не только человеческий, но и профессиональный — приехать и помочь тому, кому сейчас тяжело, — говорит Елена Клычникова, заведующая клинико-биохимической лабораторией.

29 самых тяжелых, и первым делом все хотели знать, что теперь с их близкими

В первую ночь после бойни Институт Склифосовского принял 29 самых тяжелых пациентов. Пострадавших везли целыми семьями. Случалось и так, что один из супругов стабилен, а другой — на грани жизни и смерти. В таких ситуациях подключались психологи. Эмоциональное состояние пациента — немаловажная составляющая для стабилизации и выздоровления в последующем, объясняли медики.

Специалисты медучреждения работали и с ранеными, и с их близкими.

— Каждого поступавшего пациента обступала целая бригада сотрудников, всех пострадавших максимально окружали вниманием. Но первый и самый важный вопрос для человека, если он поступил в паре или с семьей, был: «Где мой муж?», «Где моя жена?» Конечно, им было страшно, когда они теряли близких из виду или теряли вообще в принципе, понимаете?.. Тогда к работе подключались психологи, они всегда находились рядом, старались разделить беду, помочь, отвлечь, — говорит Александра Ноготкова, старшая медсестра диагностического отделения.

— Да, поступали супружеские пары — и им было важно видеть друг друга и знать, что с мужем, с женой всё хорошо, — говорит Вера Абучина, заведующая отделением ультразвуковой диагностики.

— У нас были муж с женой, и он был более или менее стабилен, а вот она — крайне тяжёлая: перелом таза и другое. И вот муж только одно просит и повторяет: «Можно к жене? Можно к жене? Можно к жене?» Ну, нельзя, пока она в операционной… И конечно же, как только ее перевели в реанимацию, мы не могли его не пустить.

Первым делом, что сделали, когда она очнулась — привели мужа, и вот первое что она видит в реанимации, помимо лиц врачей — это его. Такой душевный момент был, приятный, — рассказывает Фархад Навзади, заместитель главного врача по экстренной медицинской помощи.

25 операционных и тысяча исследований за одну ночь

Приём первых пациентов в начале десятого часа вечера в пятницу. Раненых доставляли бригады скорой помощи и вертолёты.

Диагностика проводилась в новом корпусе, именно там проводят все самые инновационные и самые сложные обследования, там сконцентрированы и все нужные для экстренной помощи специалисты, — говорит Алексей Сачков, руководитель Ожогового центра.

— Это было одно из самых тяжелых и интенсивных дежурств: за сутки мы выполнили только компьютерной томографии — 410 исследований и около 200 исследований ультразвуковых, говорит Лайла Хамидова, заведующая научным отделением лучевой диагностики.

В ночь после трагедии на базе Института Склифосовского развернули 25 операционных: экстренные вмешательства в них шли одно за другим.

— Операционные были готовы на приём пациентов в любом состоянии, в каждой у меня стояли врачи, стояли медсёстры и ждали заезда, — говорит Елена Короткова, заведующая отделением анестезиологии-реанимации.

— Были пациенты с изолированной травмой, часть — с комбинированной, часть — с сочетанной. Были пациенты, у которых — отравление продуктами горения, и мы их сразу помещали в реанимацию токсикологии. Часть пациентов получили термоингаляционную травму — это ожог верхних дыхательных путей, и некоторых из них перевели на аппарат искусственной вентиляции лёгких. Некоторые пациенты были тяжелые — с огнестрельными ранениями, проникающими и в брюшную полость, и в костные структуры; у одной женщины было угрожающее ранение сонной артерии, — говорит Наталья Столбова, главный врач.

Петр Ярцев, заведующий отделением неотложной хирургии, эндоскопии и интенсивной терапии запомнил самые сложные случаи:

— По части торако-абдоминальной (это когда повреждены одновременно диафрагма, грудная и брюшная полость) хирургии было в общей сложности три большие операции. Первая пациентка — с огнестрельным ранением живота и груди, из органов была повреждена селезёнка, диафрагма. У второй пациентки — были повреждены живот и шея — кишечник и сосудистые структуры шеи. У третьей пациентки был поврежден живот с кишечником.

В отделениях и палатах перевязывали, бинтовали, накладывали гипс. В реанимациях — боролись за жизнь каждого.

Медики не имеют права на сомнения и эмоции

Врачи рассказывают, как старались держаться сами — у врачей в операционных нет права на эмоции.

— Эмоциональных вещей не может быть на работе, потому что в голове только крутится одно: помочь, помочь, помочь, помочь, помочь… — говорит Шамиль Байрамов.

Демонстрировать сомнения, ужас, усталость, страх и так далее запрещено, потому что это всё немедленно передается пациенту, объясняет Алексей Сачков.

— Одна из задач каждого специалиста, неважно какого он профиля и должности — это успокоить пациента, доходчиво объяснить, что всё будет хорошо, что человеку ничего не угрожает, что весь необходимый спектр исследований и лечения будет назначен своевременно, и что мы приложим максимум и даже больше усилий, чтобы помочь и чтобы сделать так, чтобы человек выжил, — говорит Елена Короткова.

— Ту ситуацию, в которой они были и то, что они пережили, нам, обычным наблюдателям трудно представить, и поэтому у нас включился автоматически вот такой процесс — не каждый сам за себя, а все сплотились и сделали всё возможное вместе. Просто ради того, чтобы видеть, как муж, брат, отец приходит к любимой жене, сестре, дочери и дарит цветы, улыбки, вот эту радость новой встречи. Это даёт такую энергию, которая исцеляет лучше всего, — говорит Александр Шакотько, заведующий отделением реанимации и интенсивной терапии.

«Они не отходили ни на шаг три дня»

Многие пострадавшие в теракте в «Крокусе» уже выписаны, но немало людей еще остаются на лечении в Институте.

Пациенты говорят слова благодарности врачам с больничных коек (Институт Склифосовского не раскрывает их имена, но показывает лица):

— Хочу сказать большое спасибо врачам — в этой неразберихе они пытались помочь, пытались успокоить по максимуму.

— Сделали промывание легких, все необходимые манипуляции, рентген и поместили в реанимацию. Я — на пути к выздоровлению.

— Очень внимательно и быстро скоординировали, такой браслет надели, тут же провели все необходимые манипуляции, чтоб точно определить — где травмы, в чём причина моего состояния. Мне кажется, не прошло и двух часов, как увезли на операцию, а моему сопровождающему сказали, чтобы он меня не ждал. А он очень удивился, что в зале ожидания врачи постоянно выходят [к родственникам] и рассказывают, как прошла операция.

— Трое суток они [врачи] не покидали нас, они никуда не уходили, не уходили домой, они всегда были вместе с нами.

— Как мне кажется, лечение проходит успешно, конечно, в конце будет понятнее, что к чем, но по крайней мере сейчас я очень благодарна — большое за всё спасибо.