Унижены и оскорблены. Ученые объяснили, почему сегодня все так легко обижаются

Анна Снежина

Обзор работы ученых Гарварда Дена Гильберта и Дэвида Левари провела биолог и научный журналист Ирина Якутенко.

В последние годы стало очень просто кого-нибудь оскорбить — представителей власти, отдельных социальных групп, чувства верующих и так далее.

Достаточно сказать что-то нонконформистское, надеть майку с, казалось бы, смешной надписью, сфотографироваться не в том виде на фоне собора, нарисовать картинку или даже как-то неправильно посмотреть.

И внезапно человек, а то и целая группа оскорбляются или даже получают психологическую травму…

Что происходит? Люди стали более чувствительными? Но ведь раньше большинство как-то переживало картинки, взгляды и слова без явного отрицательного влияния на их психическое здоровье.

Может быть просто мы как общество, наконец, приняли наиболее продвинутые стандарты поведения защиты личных границ, и их нарушение теперь вызывает такую гипертрофированную реакцию?

Возможно. Но также возможно, что постоянно расширяющийся список того, что мы теперь считаем оскорбительным и неприемлемым — результат эволюционно обусловленного способа, при помощи которого наш мозг оценивает входящие сигналы не объективно, а в зависимости от контекста.

«Оскорбительность» ситуаций варьируется в контексте

Иными словами, дело не в том, что мы становимся более духовными и чуткими, а в том, какие сигналы мы получаем в фоновом режиме. И если знать, как подправить их, то можно сместить наши оценки приемлемого и неприемлемого в произвольном направлении. По крайней мере, именно это показывают научные исследования.

Идея научного эксперимента зародилась у авторов — гарвардских психологов Дена Гильберта и Дэвида Левари, когда они летели на конференцию и стояли в очереди на досмотр в аэропорту.

Ученые обратили внимание, что проводившие досмотр работники службы безопасности нередко «набрасывались» на людей, которые, очевидно, не представляли никакой угрозы, но с ними обходились так, как будто они были закоренелыми преступниками.

Каждый из нас нередко наблюдал это или даже становился невольной жертвой тщательности ищущих бомбы и наркотики работников.

Подобные казусы происходят со многими, так что по всей видимости причина — не в конкретных людях, которых досматривают.

Левари и Гильберт тоже пришли к этому выводу.

Более того, как настоящие исследователи они задались вопросом — а как будут вести себя сотрудники службы безопасности, если вдруг все люди перестанут приносить с собой в ручной клади запрещенные предметы, и сканеры, через которые проходят сумки, перестанут пищать. Неужели работники тогда просто расслабятся и будут целыми днями ничего не делать? Интуиция подсказывала ученым, что это не так, и что в подобной ситуации служба безопасности продолжит усиленно искать и даже находить потенциальные угрозы.

Левари и Гильберт решили экспериментально проверить своё предположение.

Эксперимент с добровольцами

Исходная гипотеза Левари и Гильберта: если мозг настроен искать какую-то проблему, то в ситуации, когда эта проблема начинает встречаться редко или совсем исчезает, он продолжает усиленно искать ее и находит проблемные характеристики в том, в чем на самом деле их нет.

Левари и Гильберт набрали добровольцев и провели серию серии экспериментов. Результаты были опубликованы в 2018 году в журнале Science в статье под названием: «Prevalence-induced concept change in human judgment».

В чем заключались опыты?

Сначала ученые показывали добровольцам точки разного цвета: одни были фиолетовыми, другие — синими, но большая часть находилась на спектре где-то между этими цветами — ближе к одному или другому. Заданием было — определять, является конкретная точка синей или нет.

После двухсотой точки добровольцам в одной группе начали показывать существенно меньше синих точек. Вместо 50% случаев, как было изначально, они стали появляться только в 6% случаев. Для участников из второй группы ничего не поменялось.

Всего точек была тысяча, поэтому ученые собрали достаточную статистику ответов. Что же они увидели?

Если наша способность находить обозначенную проблему — в данном случае синие точки — не меняется оттого, как часто мы с этой проблемой сталкиваемся, добровольцы из обеих групп продолжали бы находить синие точки с той же частотой, что и в первых двухстах показах. Но это оказалось не так.

Добровольцы из группы, которым стали показывать меньше синих точек, чем в начале эксперимента, начали значительно чаще называть синими фиолетовые точки. Причем было не важно, снижалось количество синих точек постепенно или резко.

С добровольцами из второй группы ничего подобного не происходило. Они до конца опыта называли синими точки тех же цветов, что и в начале эксперимента.

Что самое интересное — так это то, что восприятие участниками фиолетовых точек как синих изменялось даже тогда, когда ученые говорили им, что количество синих точек будет уменьшаться, и даже тогда, когда они специально подчёркивали, что, несмотря на изменение количества синих точек, участники не должны изменять своих цветовых оценок, и даже тогда, когда ученые говорили, что за сохранение понятия «синий» в исходных рамках участники получат денежное вознаграждение. Ничто из этого не смогло повлиять на восприятие участников. И в ситуации, когда синих точек становилось меньше, их концепция синего расширялась за счет включения фиолетовых точек.

Когда ученые меняли точки местами, то есть убирали количество фиолетовых, эффект сохранялся, но, так сказать, менял знак. В такой ситуации участники начинали чаще называть синие точки фиолетовыми.

Но может быть это какой-то специфический эффект нашего именно цветового восприятия и на другие сферы он не распространяется?

Чтобы проверить это предположение Левари и Гильберт провели эксперимент более приближенный к ситуациям, которые встречаются в реальной жизни и отчасти моделирующие ту ситуацию в аэропорту, которая послужила триггером к этим исследованиям.

Тяга к преувеличению «проблемы» распространяется и на вещи, а на людей

Во второй серии опытов ученые показывали добровольцам фотографии лиц, часть из которых были явно подозрительными и угрожающими, часть — совершенно безобидными, а часть — находились где-то посередине или с небольшим смещением к одному из концов шкалы.

Опасность и безобидность предварительно оценивала другая группа добровольцев. Схема экспериментов была той же, что и в прошлый раз. Добровольцев просили отыскивать угрожающие лица, но после нескольких сотен фотографий количество угрожающих лиц в общей выборке сильно уменьшалось, и ученые вновь наблюдали тот же эффект.

По мере того, как угрожающих лиц становилось меньше, участники называли угрожающими лица, которые до этого признавали безопасными и которые признавали безопасными добровольцы из контрольной группы, для которых частота показа опасных и безопасных лиц не менялась.

И точно также, как и в эксперименте с точками — ни предупреждение о снижении частоты опасных лиц, ни призывы сохранять свое исходное восприятие, ни денежные стимулы не влияли на исход опыта. Когда реально опасных лиц становилось меньше, люди начинали считать опасными те лица, которые прежде не вызывали у них подозрений.

В третьей серии опытов этот же эффект был показан для моральных оценок. Левари и Гильберт предлагали добровольцам представить себя в роли сотрудников этического комитета и оценивать предложения провести те или иные исследования на предмет их этичности. По-английски такие предложения называются proposals.

Как и в эксперименте с лицами предложения были исходно оценены другими добровольцами и распределены по континууму от «вообще не этичных» (например, таких, где экспериментальным животным или людям доставляются ненужные страдания ради неясной пользы) до полностью соответствующих этическим нормам. И снова авторы увидели тот же эффект. Когда неэтичных предложений становилось меньше, участники начинали записывать в «неэтичные» те предложения, в которых до этого не видели никаких проблем.

Эти результаты заставляют задуматься о реальном смысле наблюдаемых тенденций.

Мир, где уменьшается насилие, растёт число обиженных и оскорбленных

Статистика говорит нам, что мы живем в мире, в котором намного меньше насилия, грубости, жестокости и так далее, чем то было еще в недавнем прошлом. Тем не менее, мы видим, что огромное количество людей обижаются и оскорбляются, устраивают кампании против тех, кто, как им кажется, оскорбил их, в том числе с использованием cancelled culture (культуры отмены) — мощнейшего инструмента, который разрушителен для карьеры, а зачастую и для психического состояния «отменяемого».

Более того, это делают не только отдельные люди, но целые институции, задачей которых является выявление и уменьшение распространенности социальных проблем — вроде неэтичных исследований или немотивированной агрессии, да и вообще в принципе агрессии.

Работа Левари и Гильберта показывает, что мы должны быть очень осторожны в реализации подобных «благородных намерений». По мере того, как в результате усилий всех этих организаций и людей количество реально плохого будет уменьшаться, в плохое начнут записывать то, что таковым еще вчера не считалось. Такое бесконечное расширение категорий плохого — очень опасный процесс.

Те, кто сегодня занимаются расширением категорий плохого, аргументируют включение в него вещей, которые раньше считались хорошими или, как минимум, приемлемыми, тем, что они были приемлемыми лишь на фоне и по сравнению с большим злом, которое господствовало в обществе, и до этих мелких вещей просто не доходили руки. Нужно было сначала устранить большое зло. Но вот теперь, когда мы его прижали, дошла очередь и до этих псевдоприемлемых вещей, которые мы теперь признаем неприемлемыми…

Но это суждение обманчиво, потому что, как показывают опыты Левари и Гильберта, они во многом основаны не на объективной картине реальности, а на когнитивном искажении нашего мозга (одном из многих), на его адаптации к текущим условиям, которое побуждает мозг искать проблемы даже там, где их нет.

В далеком прошлом у этой адаптации был вполне понятный эволюционный смысл: мир был полон опасностей, и расслабляться — означало обрекать себя на очень вероятную гибель от опасности, которую ты проглядел.

Сегодняшний мир мало похож на мир пещер, но мозг не может так быстро измениться в ответ на это стремительное изменение окружающего мира. Тем более, по многим признакам, по которым у нас раньше шел естественный отбор, он больше не идет. Поэтому мы продолжаем упорно выискивать проблемы даже во вполне безопасном ландшафте.

Мы убеждаем себя, что таким образом делаем мир лучше, но на самом деле просто подчиняемся древним импульсам — адекватным тогда, и дезадаптивным теперь.

Почему дезадаптивным? Как минимум, потому, что из-за непрерывных попыток во всем видеть проблемы и зло, мы пребываем в уверенности, что мир плох и опасен, что не может не сказываться на нашем психологическом благополучии.

Это не означает, что нужно надевать розовые очки и считать, что все проблемы решены. Верный подход — как обычно, это максимально объективная оценка реальности. Но для того, чтобы сохранять ее, важно понимать, какие механизмы работают в нашем мозгу и определяют наше восприятие происходящего. А еще лучше — не только понимать, но и корректировать их работу. И в случае со смещением восприятия из-за недостатка проблем способ скорректировать его есть.

Как утихомирить свои дезадаптивные импульсы? Как не видеть проблему там, где ее нет

Как можно воздействовать на наше неосознанное расширение границ проблемы или явления в ситуациях, когда в реальности мы с ними начинаем сталкиваться реже?

Левари показал это в отдельной серии экспериментов с синими и фиолетовыми точками. Но можно предположить, что этот способ должен сработать и в других ситуациях.

Схема эксперимента было той же, что и раньше. Но одновременно с тем, как добровольцам начинали показывать меньше синих точек, эти синие точки стали по-настоящему синими. То есть Левари убрал точки, на счет которых были хотя бы небольшие сомнения — они скорее синие или скорее фиолетовые? — 

иначе говоря, уменьшив частоту встречаемости сигнала, Левари увеличил его интенсивность. И это сработало.

Несмотря на то, что частота появления синих точек падала с 50% до 10%, участники не начинали причислять к синим точкам фиолетовые. Если вдуматься, мы поймем, что много раз наблюдали этот эффект и в реальной жизни. Когда у людей всё относительно благополучно, они начинают считать проблемой разные, не слишком существенные вещи.

В народе для обозначения этого состояния существует выражение «с жиру бесится».

Условно говоря, если все вокруг — вежливые и предупредительные, то недостаточно открытый и приветливый взгляд начинает восприниматься как пассивная, а то и как активная агрессия. Но стоит ситуации с агрессией на самом деле ухудшиться, скажем, в город по какой-то причине одновременно вернутся сотни настоящих уголовников, которые до этого были в тюрьмах, и эти уголовники начнут реально задирать окружающих и нападать на них, вы сразу перестанете считать, что недобрый взгляд или даже недостаточно приветливый взгляд — это ужасное оскорбление.

То же самое происходит и с приятными стимулами. Если в доисторические времена найти маленькую сырую пещеру считалось невероятной удачей и счастьем, то сегодня у людей серьезно портится настроение, а у некоторых случаются настоящие нервные срывы из-за того, что в офисе неоптимально настроен кондиционер. И у этого тоже есть эволюционное объяснение.

Относительность всего помогает нам довольствоваться тем, что есть, но и двигаться дальше

Выносить абсолютно объективные суждения о чем-либо — очень ресурсоёмкая задача, а часто ее решение и невозможно, если у нас нет достаточного количества данных. Поэтому мы судим как о комфорте и реальности, так и о приемлемости вещей в сравнении их с другими стимулами.

Так, если мы всю жизнь мокли и мерзли под дождём, то пещера — замечательная находка и невероятное улучшение условий! Но если же мы всю жизнь жили в собственном особняке с кондиционером и умным освещением, то та же самая пещера покажется нам пыточной камерой.

Благодаря этой относительности наших оценок мы, с одной стороны, могли довольствоваться небольшими улучшениями и получать от них приятное ощущение, а с другой — были всё время мотивированы искать что-то лучшее.

Сегодня в нашем суперкомфортном и супербезопасном мире исходная планка наших сравнений настолько задрана вверх, что даже небольшое неудобство кажется огромной проблемой.

Нам представляется, что, борясь за устранение этих неудобств, мы добиваемся лучшего мира.

Большие цели достигаются только в дискомфорте

Но в реальности наша сверхчувствительность даже к небольшому уровню дискомфорта мешает нам добиваться по-настоящему больших целей, потому что ни одной большой цели невозможно добиться исключительно в приятной атмосфере и комфорте. Путь к ней всегда связан с дискомфортом.

Так почему сегодня так много людей всерьёз оскорбляются в ответ на воздействие, которое еще недавно не вызывали такой реакции? Ответ: потому что мы — биологические машины, создававшиеся и эволюционировавшие в определенных условиях. Наш мозг приспособился работать так, чтобы обеспечить оптимальные выборы в этих условиях.

Сегодня условия радикально изменились, но железо в нашей голове осталось прежним, и, полагаясь на его автоматическую работу, мы загоняем себя в бесплодную погоню за иллюзиями и, например, начинаем выискивать проблемы там, где их нет, и что хуже — создавать в себе из-за этих нереальных проблем реальные психологические трудности.

В наших интересах — понять, как именно функционирует наш биологический компьютер и научиться жить так, чтобы некоторые его устаревшие программы не вредили нам. В этом и есть сила и мощь Homo sapiens — научиться видеть реальное устройство мира, а не гоняться за призраками, создавая иллюзию деятельности. Научившись этому, мы сможем решать по-настоящему серьезные проблемы и преодолевать по-настоящему важные вызовы.