Утраченные иллюзии: что мешает развитию отношений с Китаем

В сентябре во время Восточного экономического форума во Владивостоке произошло событие, оставшееся вне зоны внимания СМИ: главы профильных ведомств России и Китая - министр по развитию Дальнего Востока Александр Козлов и министр коммерции КНР Чжун Шань подписали ключевой документ о межрегиональном сотрудничестве России и Китая, который пришёл на смену завершившейся программе 2009–2018. О важности этого факта пишет на сайте Московского Центра Карнеги эксперт Иван Зуенко.

Уровень соглашения, таким образом, был понижен с межгосударственного на межведомственный и региональный, однако даже это не объясняет тишину, окружающую новый документ. Почему же чиновники не спешат хвастаться новым документом?

Во-первых, подписали не то, что ожидалось, и новая программа – это не продолжение провалившейся программы 2009–2018, а нечто вроде дорожной карты на будущее. Кураторами программы стали теперь Минвосток РФ и Минкоммерции КНР вместо Министерства экономического развития РФ и Госкомитета по развитию и реформе КНР, и если прежде в ней участвовали регионы по обе стороны границы: Восточная Сибирь и Дальний Восток России и Северо-Восточный Китай, то теперь российское поле сузилось до Дальнего Востока, а китайское вообще территориально не обозначено.

Во-вторых, в программу не включены проекты, о которых много говорилось. Нет там даже упоминания о «трансграничных территориях опережающего развития», ни о строительстве трансграничных высокоскоростных магистралей, и только вскользь упоминается о совместном освоении острова Большой Уссурийский под Хабаровском, как «уникальной территории, которая способна стать центром притяжения туристов», по которой до 2024 года «каждая из сторон подготовит проект развития своей части острова, после чего стороны совместно обсудят общие вопросы создания инфраструктуры на острове, в том числе инфраструктуры защиты от негативного воздействия воды». Если переводить с бюрократического, то это означает, что Россия не готова вводить на своей территории безвизовый и беспошлинный режим, как предлагают китайцы, и под предлогом того, что остров периодически исчезает под водой (это правда), оттягивает принятие решения. Известно также, что этот шаг не хотят согласовывать российские силовые ведомства.

По сути же новый документ выглядит как очередной «меморандум о намерениях сторон» или, как его называют в самом Минвостоке, «навигатор для китайских инвесторов». И на данный момент он вполне адекватен для текущего уровня российско-китайского сотрудничества.

В названии «Программа развития российско-китайского сотрудничества в торгово-экономической и инвестиционной сферах на Дальнем Востоке Российской Федерации на 2018–2024 годы» - отражено его содержание, а большая часть текста представляет собой реферат состояния российско-китайского сотрудничества на Дальнем Востоке и политики федерального центра. В остальной части показаны потенциальные сферы сотрудничества и привлечения инвестиций, а вся конкретика связана с проектами, которые уже реализуются. Новый документ не связывает стороны завышенными обязательствами, что, учитывая провал предыдущего списка инвестпроектов, не так уж плохо.

Российская сторона лишь «предлагает рассмотреть возможность инвестирования» в областях нефтехимии и добычи полезных ископаемых, а также в транспортной инфраструктуре, лесном и сельском хозяйстве, аквакультуре и туризме. Названы отдельные проекты, которые сможет инвестировать Китай: строительство автомобильного моста через реку Лену в районе Якутска, создание в Артеме завода по сборке грузовых автомобилей, модернизация завода по переработке сахарного тростника в Приморском крае, освоение месторождений золота, платины, угля, никеля и меди по всему Дальнему Востоку.

Эти проекты давно стоят на повестке сотрудничества, однако до сих пор конкретные китайские компании не названы и целевые показатели не установлены. Сроки и обязательства появляются только в описании некоторых крупных инфраструктурных проектов, зависящих от государства, работы по которым уже идут: железнодорожный мост через Амур Нижнеленинское – Тунцзян (2019 год), автомобильный мост Благовещенск – Хэйхэ (2020), канатная дорога между этими же городами (2022).

Зато без срока исполнения упоминается самый проблемный объект – дублирующий мост через пятиметровую речку Гранитную в районе погранперехода Полтавка – Дуннин, который не могут начать строить уже более десяти лет, а без его постройки невозможен ремонт существующего моста. Этот проект никому не интересен. Когда-то «Росграница» потратила несколько миллиардов рублей на обустройство дальневосточных погранпереходов, но в 2016 году прекратила свое существование. С тех пор спорные вопросы решить не удалось, а потому и договора о строительстве этого моста нет.

Зато в завершающих разделах документа прописан механизм реализации программы, и это большой плюс по сравнению с программой 2009–2018, где такой механизм отсутствовал. Реализацией займется межправкомиссия, которую с российской стороны возглавляет один из десяти российских вице-премьеров, куратор всех институтов развития Дальнего Востока Юрий Трутнев. То есть, теперь в его руках концентрируются полномочия не только по развитию Дальнего Востока, но и по российско-китайскому региональному сотрудничеству, что делает его фигурой, равной которой в истории восточной окраины России был только граф Муравьев-Амурский. А если в «систему Минвостока» включат еще и Забайкальский край, то вся российско-китайская граница все и трансграничные проекты окажутся в ведении Трутнева.

Таким образом, отмечает эксперт, вехой в российско-китайском региональном сотрудничестве, после которой слова наконец превратятся в дела, 2018 год, очевидно, не станет. Нынешний уровень регионального сотрудничества двух стран настолько не соответствует высокой планке, заданной дружбой двух лидеров, а результаты настолько скандальны и низки, что главы государств сознательно дистанцируются от него, предоставляя карт-бланш своим подчиненным.

Иллюзий по поводу быстрых успехов уже нет. Зато постепенно растет понимание, что ради результатов придется окунаться в местную специфику и в некоторых случаях даже идти на создание особых условий (режим «свободного порта Владивосток», прецедент с введением электронной визы – из этой серии).

Централизовав повестку регионального сотрудничества с Китаем, Москва сделала его менее динамичным, чем в 1990-е годы, но в то же время более упорядоченным. Сконцентрировав в одних руках полномочия и прописав, насколько это было возможно, механизм взаимодействия с китайскими партнерами, Трутнев максимально приблизился к тому, чтобы решать сложные вопросы трансграничной повестки с помощью «политической воли».

Однако, возможности Трутнева и его команды не безграничны. Лобби со стороны «традиционной бюрократии» (Министерство финансов, МИД и особенно силовики) вполне в состоянии заблокировать любые инициативы «бюрократии развития». Поэтому и итоговая программа, подписанная на ВЭФ, получилась половинчатой. Она дает хороший расклад, что и как нужно делать, но никого ни к чему не обязывает. И уж точно не дает никаких гарантий, что близость к Китаю наконец воплотится в долгожданное развитие Дальнего Востока.

Полностью здесь