Posted 4 сентября 2019,, 15:45

Published 4 сентября 2019,, 15:45

Modified 7 марта, 15:27

Updated 7 марта, 15:27

Алексей Чадаев описал кризис политических технологий

Алексей Чадаев описал кризис политических технологий

4 сентября 2019, 15:45
Вся суть отечественных политических технологий заключена в простой формуле: «деньги сильнее, чем доброе слово, пистолет сильнее, чем деньги...»

Крайне интересную и откровенную публикацию, посвященную анализу российских политтехнологий сделал в своем блоге политолог Алексей Чадаев:

«Что вообще вызвало к жизни такое явление, как рынок политтехнологий? В первую очередь - наличие свободных денег, обладатели которых искали способа конвертировать их во власть. Это было насущной, витальной потребностью - потому что иначе ведь отнимут, это Россия. Самым щедрым заказчиком за всю историю до президентских выборов 1996 года был, как известно, Мавроди, сумевший выбраться в депутаты, будучи под арестом.

Технологии отвечали на имеющийся рыночный спрос. Тем самым подтверждая бессмертный ленинский тезис о том, что в условиях классового неравенства все буржуазные свободы, будь то многопартийность или конкурентные выборы - «фиговый листок», прикрывающий известно что. И до тех пор, пока на выборах с деньгами бились деньги, рынок процветал.

Разумеется, это категорически не устраивало Кремль, даже уже ельцинский. Купив себе победу в 1996-м деньгами Березовского, Гусинского и компании, все последующие годы он воевал за возможность избавиться от этих отцов-благодетелей - то, что говорил даже Немцов в 1997 году об олигархах в узком кругу, было через край даже для антиюкосовского агитпропа в разгар дела Ходорковского. Олигархи же, в свою очередь, топили за то, что деньги должны решать; но Кремль уже тогда начал искать способ перешибить их «админресурсом».

Сурков, который в бытность «посыльным» от Альфы и ЮКОСа, коврово скупал депутатов Госдумы для нужных голосований, понимал это как никто другой и с самого своего прихода в волошинскую ещё АП начал реализовывать концепцию «дирекции единого заказчика», последовательно устраняя или замыкая на себя любые «политические» деньги. Тогда Кремль ещё не мог «нагибать», приходилось вертеться и договариваться - да, вы можете заказывать себе выборы, но лучше это делать через нас.

Когда я в первый раз пришёл в сурковскую АП в 2004-м, мне там провели очень простой ликбез. Цитирую. «У нас есть только два инструмента - доброе слово и пистолет. А против нас - деньги. Деньги сильнее, чем доброе слово, пистолет сильнее, чем деньги. Но в нем мало патронов. Поэтому, пока возможно, обходимся добрым словом, когда совсем уже не получается - достаём пистолет».

Впрочем, по мере того, как патронов в пистолете прибавлялось, постепенно падала значимость не только денег, но и доброго слова. Бритва Оккама - тот гаджет, которым в Кремле умеют пользоваться едва ли не лучше всех на планете.

Что произошло с политтехнологиями на фоне этого парадигмального сдвига? Они развернулись в сторону агрегации возможностей задействования неденежных ресурсов для достижения результата. Про то, как не платить телеканалам и владельцам рекламных поверхностей, а просто нагнуть их. Не создавать платные агитационные «поля», а мобилизовать зависимые группы - современных крепостных. Не разворачивать штабы, а воспользоваться казенными помещениями и казенной же инфраструктурой. И т.д. Все это резко снижало себестоимость каждой отдельно взятой электоральной победы, создавая, во-первых, невероятные возможности стать бенефициаром разницы в бумажной и реальной смете, а во-вторых, намного повышало вероятность нужного результата.

Дальше возникла закономерная химическая реакция. Как только набравший силу Кремль стал оценивать региональных начальников исходя в том числе и из результатов выборов на их территориях, даже самые либеральные из губернаторов захотели быть немножко Рамзанами Кадыровыми. И здесь свободное волеизъявление, даже при наличии форы в виде админресурса, превратилось в недопустимый уровень риска. Поэтому следующая волна «технологий» - это уже технологии коррекции результата - от вбросов до переписывания протоколов. Разумеется, этого добра хватало ещё и в 90-х, и особенно в «электоральных султанатах» включая лужковскую Москву, но это все же не носило характер всеобщего явления. По-настоящему таковым оно стало к 2011-му.

Именно в эту болевую точку и ударила Болотная. Одно дело, когда власть пользуется преференциями в коммуникативных кампаниях, и совсем другое - когда сам итоговый результат перестаёт хоть как-то коррелировать с существующими общественными настроениями. Этот кризис привёл к сносу предыдущей модели управления внутренней политикой - наступила володинская эпоха.

Володин - очень во многом анти-Сурков. Главная особенность его подхода - весьма специфическое отношение к политтехнологиям как таковым. Формула, которую я слышал от него много раз: нельзя, чтобы руководитель позволял управлять собой своему аппарату. Применительно к выборам она звучит так: главный политтехнолог в кампании - это сам кандидат. Для него приемлемо, когда технолог выполняет роль консультанта - замеряет социологию, придумывает лозунги и АПМ, готовит кандидата к публичным выступлениям. Но категорически неприемлем подход топ-политтехнологов 90-х - то, что когда-то формулировалось ими как «идеальный кандидат - это сиамский кот»: вы платите деньги - мы говорим вам, что делать и руководим вашей кампанией - результат у вас в кармане.

Кроме того, отношение к идеологическим электоральным кампаниям у него всегда было скептическое. Плоть от плоти регионального чиновничества, он всегда исходил из того, что лучше построить детскую площадку, чем парить людям мозги пропагандой про стратегию развития страны и борьбу с ее врагами. «Двор - единица политического пространства»: володинская модель выборов - это, по сути, модель расторговки правильно брендированной бюджетной социалки за электоральный результат. Мы вам льготы - вы нам голоса. Мы вам дороги - вы нам голоса. Мы вам благоустройство - вы нам голоса.

Жизнь, разумеется, внесла свои коррективы. Пришлось минимизировать участие в этом процессе всех тех групп, которых эта расторговка не касается или которым она неинтересна. Именно поэтому важной составляющей успеха этой модели является сушка явки - то есть чтобы на участки пришли только те, с кем власть поговорила и кому сделала или хотя бы пообещала что-то хорошее. Разумеется, оппозиции в этом сценарии вообще было особо нечего ловить - ее активность всегда убивалась железобетонным аргументом: «вы только критикуете - а мы, вот, делаем».

Какова роль технолога в таких кампаниях? Она, по сути, сводится к электоральному маркетингу: как можно кучерявее рассказать про новопостроенную больницу или парк с велодорожками. Это называется «создавать позитивную повестку». Работа неблагодарная, поскольку, как известно, good news is no news.

Основная слабость этого подхода - триумфально победившего тогда, когда «сверху» его накрыло ещё и всеобщим патриотическим ажиотажем крымских событий - заключалась в том, что он был опять-таки ресурсоемким. Причём уже не в плоскости предвыборной кассы, а в плоскости непосредственно бюджетных расходов. Стало напряжно на каждой кампании резать ленточки у новых объектов - их ведь надо ещё и строить. Тем более - санкции, нулевой рост экономики, растущая потребность концентрации ресурсов и «затягивания поясов», которое в обществе сильного социального неравенства всегда страшнейшая угроза стабильности власти.

Сегодняшняя стадия, с 2016 по наст.вр. - это стадия тотальной оптимизации, ultima ratio эффективного менеджмента. На пропаганду нет свежих идей, на ресурсную расторговку нет ресурсов. Что остаётся? То, что мы видим в сегодняшнем Питере: есть два кандидата - Беглов и лопата, и всеобщая нервозность, что лопата, пожалуй, имеет шансы как минимум выйти во второй тур. И это ещё роскошь, привилегия для относительно вольного Питера. В Москве так есть просто Касамара и Касамара, она же и либерал, она же и единоросс, она же и за интересы простых аполитичных москвичей. Идеальный сбалансированный кандидат.

«Умное голосование» в этом раскладе это понятно что: «голосуем за лопату, все голосуем за лопату, так мы можем максимально навредить режиму».

Каково уже в этом раскладе место политтехнолога? Только одно: сто баксов за проплаченные посты в ФБ и телеграмме про то, почему борцы с режимом опять редиски. Один шаг до стадии «сосать за еду», if any.

При этом административный организм пришёл к логичному умозаключению, что вообще-то выборы как таковые - это какая-то глупая и бестолковая технология отбора людей во власть. Бессмысленное ритуальное паясничанье в условиях, когда всем и так все должно быть ясно. Нужны более современные, продвинутые и желательно digital технологии отбора, обучения и карьерного роста эффективных управленцев. Они уже создаются, подождите немного.

И я, о ужас, постепенно начинаю думать, что в чем-то этот самый организм даже прав.»

***

Этот откровенный пост вызвал множество комментариев, в том числе и такой, от социального психолога Алексея Рощина, назвавшего Чадаева «Серым кардиналом» «Единой России»:

«Серый кардинал" "Единой России" сделал слишком большой, на мой взгляд, акцент на технологиях, тогда как главный вопрос лишь обозначил. Главная причина застоя - то, что деньги перестали конвертироваться во власть через выборы, остановлен этот естественный процесс - фактически - остановлен кровоток в теле государства. К чему это ведет - мы уже видим. Я ответил Алексею так:

"Отличное, но чисто технологическое описание. Теряется, однако, ответ на ключевой вопрос: а как, собственно, так получилось, что условный "пистолет" победил "деньги" с настолько разгромным счетом? Ведь основная проблема выборов, похоже, не в том, что "нет хороших технологов", а в том, что "нет денежных кандидатов". Как так получилось? Что, уже не надо конвертировать деньги во власть? Бизнес "понял", что надо "просто работать" и заниматься экономикой?

Но нет же. Очевидно, проблема в том, что в электоральном процессе попросту уничтожено пассивное избирательное право - "право быть избранным". Причем даже в этих условиях - отсутствия реального выбора - люди в последнее время умудряются "нагадить", голосуя за "лопату". То есть превращают чисто формальный выбор ("ну не будете же вы голосовать за лопату?") - в реальный. И в таких условиях правящей ОПГ логично приходит в голову мысль, что в слове "выборы" какой-то неприятный корень, поэтому никакого ВЫБОРА вообще не должно быть. Таким образом, сделав круг (проклятый российский круг), наши нео-большевики приходят ровно к тому же, что и предыдущие большевики: убрать выбор. То есть - или убрать выборы как таковые (маловероятный вариант), или снова ввести "выбор одного из одного". Последнее можно даже обставить в духе модной нынче советской ностальгии, "отцы и деды наши так выбирали", "советские скрепы".

И немного времени понадобилось для захода на новый круг - меньше 30 лет... UPD. И - классный комментарий уже самого Алексея Чадаева: "у пистолета был мощнейший союзник - глубинное убеждение нашего человека, что деньги не должны решать. И что если выбор стоит так - кто решает: власть или деньги? - то пусть лучше тогда власть".

ВОТЪ!!! Алексей сразу ухватывает самое главное, "точку надлома" - то, на чем (из-за чего) Россия будет всегда падать лицом вниз, даже не успев толком приподняться. "Деньги не должны решать!" Это - текст приговора. И это не изменишь.»

"